Рыцарь желания - Маргарет Мэллори

Все ее тело отвечало на круговые движения его руки между ее ног; она чувствовала, как его губы и язык дюйм за дюймом продвигались выше по ее ноге. Когда они оказались совсем близко от центра ощущений, она забыла дышать.

Его рот оказался там, где прежде была рука, и новые ощущения обрушились на нее. Это было так прекрасно. Боже мой! Неужели она произнесла это вслух? Она надеялась, что ее не убьет громом за такое богохульство. Но эта мысль, как и все другие, куда-то исчезла. Все, что она теперь знала, — это его язык. Он входил в нее пальцем, вынимал его и сосал.

Внутри ее нарастало нетерпение, голова металась из стороны в сторону. Ей хотелось сказать: «Не останавливайся, не останавливайся», — но слова не шли. Каждая мышца напряглась; она всем своим существом ощущала его язык, его рот. Ожидание становилось непереносимым, ей хотелось вопить от разочарования.

И вдруг ее тело стало содрогаться — по нему побежали волны наслаждения, такие сильные, что она подумала — этого ей не выдержать. А после она лежала безвольно, словно из нее вынули кости.

Когда он растянулся рядом, она вяло повернулась на бок. Он обхватил ее руками со спины. Она слышала, как он тяжело дышит у ее уха.

— Я люблю тебя, — сказал он, целуя ее в плечо.

Он легко касался пальцами ее кожи, отчего по телу побежали мурашки. Он целовал ее шею, щеки, волосы. Когда он взял в руку ее грудь, она почувствовала, что он возбудился, и придвинулась ближе. Он крепче сжал ее, и ей снова захотелось почувствовать его внутри себя.

Его рука снова была между ее ног, он горячо дышал ей в ухо.

— Ты моя единственная, Кейт. Единственная, которую я хочу. Единственная, кого я когда-либо хотел.

Когда он вошел в нее, она растворилась в его тепле и желании. Она не могла больше понять, где кончался он и начиналась она. Они двигались, как одно целое; они были одним существом. Когда он вскрикнул, его крик был и ее тоже, и она унеслась куда-то вместе с ним.

Она задремала в его руках, счастливая, с ощущением мира и покоя. Он хотел ее возвращения. Он любил ее.

Проснувшись, она повернулась в его объятиях, чтобы смотреть на него. Пламя камина подчеркивало мужественный силуэт, золотистую кожу и тугие мышцы. Ей давно хотелось вот так любоваться им. Он был так прекрасен, что у нее перехватило дыхание.

Он приложил ладонь к ее щеке. Его глаза цвета темного меда были серьезны, они смотрели в глубину ее глаз.

— Твое исчезновение чуть не убило меня, — шептал он. — Я не перенесу этого снова.

Утешая, она обхватила его руками и спрятала голову у него на груди.

Скоро они снова целовались. Это были теплые, длинные, влажные поцелуи. Расслабляющие, всепоглощающие, крепкие поцелуи. А потом он снова оказался внутри ее, и они задвигались вместе. На этот раз они двигались в бешеном темпе. Кэтрин перешла все границы. Она отдавалась полностью, ничего не оставляя себе. Она позволила его страсти и любви затопить ее и заполнить до отказа.

Через несколько часов она проснулась от порыва холодного воздуха. Она потянулась и села. В дверях стоял Уильям с подносом, полным еды, и с тяжелым кувшином.

Она улыбнулась ему, укутывая плечи одеялом.

— Погода испортилась, — сказал он, расправляя ее плащ на кресле перед огнем. — Мне сказали, что Роберт уехал вчера в самую бурю.

От запаха теплого хлеба и жареного мяса в животе у нее забурчало. Она подсела к маленькому столику. Судя по тому, как Уильям набросился на завтрак, он так же проголодался, как и она. Несколько минут они ели молча.

— Я знаю, как ты хочешь скорее попасть домой и увидеть Джейми, — сказал он, — но нам надо подождать, пока не утихнет буря. — Она сжала губы и кивнула. — Ты не рассердишься, если я признаюсь — я рад, что моя жена еще какое-то время будет целиком принадлежать мне? — Он перегнулся через стол, чтобы поцеловать ее долгим поцелуем. — Завтра наступит уже скоро, тогда мы и отправимся в путь.

Когда они затворились в спальне в Бомарисе, Уильям ни о чем не хотел спрашивать, чтобы ничто не помешало их полному счастью. Отдавшись страсти, они почти не разговаривали, если не считать слов любви.

Только пустившись в долгий путь домой, они начали делиться тем, что происходило с ними, пока они были в разлуке. Сначала Уильям рассказал о новостях повседневной жизни в замке Росс. Потом он захотел узнать о ее жизни в плену.

Прежде всего он спросил ее о времени, проведенном у Тюдоров, поскольку знал, что у них с ней не обращались сурово. Она развлекла его рассказом о проделках маленького Оуэна. И тут же лицо ее стало серьезным.

— Если бы ты появился днем позже, я оказалась бы в Харлехе. — Она плотнее завернулась в свой плащ и смотрела куда-то за горизонт. — Это чуть было не случилось.

Он спросил о Глендовере. Судя по тому, как она о нем говорила, было ясно, что предводитель мятежников ее восхищает.

— Маредадд сказал мне, что Глендовер всегда знает, правду ли ему говорят, но я сумела его переиграть. — Она коротко рассмеялась, и в ее голосе прозвучали нотки гордости. — С каждым разом мне удавалось это все лучше. Когда я сказала ему, что не беременна, я смотрела ему прямо в глаза — а у него такие глаза, которые читают в душе. Конечно, если бы меня вернули в Харлех, он увидел бы, что я ношу дитя, и никогда больше не поверил мне.

Близился полдень, так что Уильям приказал своим людям остановиться, чтобы поесть и напоить лошадей в ближайшем ручье. Он взял Кэтрин за руку и отвел в сторону. Они уселись перекусить у ручья на плоский камень. Светило солнце, но было еще холодно. Придвинувшись к нему, она взяла кружку с медовым напитком, которую он наполнил — одну на двоих.

— Глендовер мог подумать, что вы носите ребенка принца? — спросил он, раскладывая на тряпице вяленое мясо, хлеб и сыр.

Вопрос прозвучал неловко, может быть, ему не следовало задавать его.

— Глендовер начал сомневаться в том, что ему наговорили обо мне и принце, — задумчиво сказала она. — Однако он не хотел терять шанс получить в заложники единственного ребенка наследника английского трона, он бы держал меня и ребенка под замком.

Если бы это случилось, Уильям мог бы не дождаться ее возвращения, пока не был бы подавлен мятеж.

— Уильям, мне больно.

Опомнившись, он ослабил пожатие. Он поцеловал ее пальцы, сказав: «Прости, любовь моя».

— Эдмунд был весь изранен, когда вас схватили, — сказал он.

Ее глаза широко открылись.

— Вот как?

— Он долго не мог поправиться, — сказал Уильям. — Но сейчас он так же силен, как прежде, только хромает на одну ногу.

Они посидели молча, а потом Уильям набрался храбрости и задал вопрос, который мучил его месяцами. Его люди уже собирали вещи, готовясь продолжить путь, но он не спешил. Этот вопрос можно было задать только с глазу на глаз, и он не мог больше ждать.