Дураков нет - Ричард Руссо

которого, вкупе с прекрасной памятью, тот был грозным противником. Уилл знал, что родители этого не понимают. Им претила трусость Уилла. “Ты же старше, в конце-то концов, – пристыдил его как-то отец. – Он маленький. А ты большой. Или ты всю жизнь намерен бегать ябедничать папочке с мамочкой? Это… – отец примолк, подбирая нужное слово, – ненормально”.

Уилл считал, что ненормален как раз Шлёпа. Ненормально то, как брат с прищуром смотрел на Уилла, измышляя очередной террористический акт, точно хотел сказать, что как только он все хорошенько обдумает, Уилл получит по полной. Ненормально и то, что Шлёпу ничего не пугало. Он не боялся даже деда Салли, похожего на убийцу, как их показывают по телевизору, – хромой, с ухмылкой, весь в грязи. Уилл любил деда, хоть и знал, что вроде как не должен. Но дед Салли, по крайней мере, попытался приструнить Шлёпу – сказал, чтобы тот больше не смел шлепать его по колену. Откуда ему было знать, что Шлёпу не проймешь ничем и что вчерашнее нападение на деда дало понять Уиллу: его брат достиг нового уровня дерзости и коварства? Он взаправду напал на взрослого и причинил ему боль. Уиллу никак не удавалось втолковать отцу, что Шлёпа действительно причиняет боль, – отец полагал, что Шлёпа для этого слишком маленький. Но Уилл-то знал правду. Шлёпа причинял боль профессионально. Вручал ее, как подарок. Тебе это понравится, читалось на его лице.

До недавнего времени Шлёпа больше всего любил подойти сзади и ущипнуть побольнее. Он каким-то образом узнал, что кожа с внутренней стороны руки, сразу над локтем, особенно чувствительна, и, дождавшись, пока Уилл повернется спиной, подкрадывался и щипал его большим и указательным пальцами. Шлёпа неустанно совершенствовал прием, от которого его брат неизменно подпрыгивал и вскрикивал от боли. Синяки, оставленные Шлёпой, не успевали сойти – он всегда щипал за одно и то же место, стараясь, чтобы поврежденная кожа и лопнувшие кровеносные сосуды не зажили. А на днях Шлёпа зашел еще дальше. И за столом, встретившись взглядом с Уиллом, показал ему вилку с острыми зубцами.

Уилл только и думал, как бы не выпустить Шлёпу из виду и не повернуться к нему спиной. Успокаивался он, лишь когда брат спал. Каждый вечер Уилл не смыкал глаз, дожидаясь, пока Шлёпа крепко уснет, и напоследок думал перед сном, что должен проснуться раньше брата. Шлёпа, кажется, догадывался, что занимает все мысли старшего брата, и гордился тем, что превратился в его кошмар наяву.

И вот сегодня Уилл наконец отомстил за себя. Ни прощением, ни уговорами, ни радикальной политикой умиротворения Шлёпу было не пронять, и Уилл заподозрил, что брат просто не может не нападать. До недавнего времени Уилл всеми правдами и неправдами силился избежать большей жестокости. И лишь теперь осознал, что боялся зря. Если бы Шлёпа был способен на большую жестокость, уж он бы это доказал. И когда Уиллу представился случай отомстить, он ухватился за эту возможность.

Уилл ждал своей очереди к унитазу, а Шлёпа, как обычно, тянул время. Оттого что в ванной текла вода, Уиллу приспичило еще сильнее, но Шлёпа нарочно загородил путь к старомодному унитазу бабушки Веры, такому высокому, что Шлёпе, чтобы пописать, нужно было встать на цыпочки и положить свой маленький пенис на холодный фаянс. Струйка его давно иссякла, но Шлёпа не шевелился.

– Шлёпа, ну пусти, – ныл Уилл, – мне очень надо.

Шлёпа в ответ ухмыльнулся и выдал еще струйку мочи – в доказательство того, что пока не закончил.

Уилл схватился за пенис. Он по опыту знал, что так может продолжаться долго. Брату нравилось копить мочу. Пописает, перестанет, снова пописает, и так пять раз подряд.

Уилл обратил внимание, что стульчак поднят. Со стульчака Уилл перевел взгляд на брата, тот выдал две короткие струйки мочи, точно сигнал азбуки Морзе. Уилл принял этот сигнал и, не давая себе задуматься о последствиях, выпустил пенис, обошел брата, взялся за поднятый стульчак и с силой хлопнул им по унитазу.

Шлёпа почти не пострадал. Плотно лечь на ободок унитаза сиденью не дали четыре резиновых выступа толщиной примерно с пенис Шлёпы, они-то его и уберегли. Он отделался испугом, кончик пениса покалывало от удара. Перед тем как разреветься, Шлёпа в мгновение ока сформулировал план и, прищурившись, чего так всегда пугался его брат, вылетел с голой задницей из ванной, намереваясь разыграть акт первый – избыточно театральный – для взрослых на кухне. Уилл наблюдал в замочную скважину, как отец, дед и Ральф по очереди оглядели пенис Шлёпы. Они так откровенно тревожились за него, что у Уилла екнуло сердце. Неужели взрослые ничего не поняли? Неужели не догадались, что Шлёпе ничуть не больно?

Наконец Уиллу надоело на это смотреть, он отошел от двери и осознал, что стоит в теплой воде. Ванна бабушки Веры наполнилась до краев, водная гладь как стекло. Уилл закрыл краны, только сейчас осознав последствия своего необдуманного поступка. Попытавшись и не сумев причинить Шлёпе боль, он добился лишь одного – лишил себя сочувствия и хоть какой-то защиты взрослых, теперь все стеной за Шлёпу. Ни отец, ни мать не станут его защищать. А затопив ванную, он не может рассчитывать даже на бабушку Веру, которая, как подозревал Уилл, была за него. Кажется, только она понимала, что Шлёпа жестокий и ненормальный. А теперь и она переметнется на его сторону.

Уилл понял, что у него всего два варианта. Первый – до конца своих дней запереться в ванной бабушки Веры, второй – бежать. Может, дед Салли приютит его. Уилл с нежностью вспомнил вчерашний бесстрашный поступок деда, вспомнил, как дед подмигнул ему, перед тем как они уехали, подмигнул с пониманием.

В ванную постучали, отец раздраженно велел ему отпереть дверь, но Уилл уже почти оделся и почти решился. К счастью, он сложил одежду на раковину, и она была сухая, тогда как вещи Шлёпы валялись мокрой кучей на полу. Чуть подмокли кроссовки, но Уилл не обратил на это внимания. Он встал на унитаз, дотянулся до замка на крохотном окошке ванной комнаты. Сетка подалась, на улице стоял холод, до земли было далеко, но Уилл уже принял решение. Он отыщет новую жизнь.

* * *

Царившая в доме бывшей жены суматоха напомнила Салли суматоху на войне, основное различие заключалось лишь в том, что смыться потихоньку от Веры не стыдно, что он и проделал, пока остальные собрались возле ванной и уговаривали Уилла открыть дверь. Исчезновение Салли заметил лишь Питер и, кажется, ухмыльнулся. От чего я бегу –