Византийский узел - Александр Забусов

– Ну дак…

– Считаю, обмен один к одному для нас не равнозначен и не приемлем. Да бог с ним, с кораблем. Вон он… – Сашка рукой указал на хеландий. – Плыви, принимай аппарат, он твой. Людей жалко. Думай, Рагнар, думай, прежде чем что-то делать. У нас в городище женщины не свиноматки, не успеют тебе новый хирд нарожать, а дядя Саша не успеет их воевать выучить. Понял?

– Да.

– Вот и хорошо, что понял. Забирай своих людей, вплавь добирайтесь на корабль, принимай командование. Эту ночь ночуем здесь, с утра поднимешь паруса и идешь вдоль берега. Я с парнями с рассветом по суше выдвинусь. Как найдем подходящее место, чтоб ты мог пристать, а мы лошадей на нижнюю палубу завести, так ждем один другого.

– Добре, сотник, только мы мудно пойдем, сам понимаешь, на судне воины, не моряки. Да и не управлял я ране таким насадом, пообыкнуть потребно.

– Вот к утру и разберешься и с кораблем, и с сифонами, которые огнем плюются, их там на палубе аж четыре штуки.

– Ты б хоть одного византийца в полон съемал, который учен со смагой ладить.

– Иди, советчик. Тебя забыл спросить.

После ухода остатков морской дружины воины еще долго рассказывали Горбылю о своей малой партизанской войне. В конце повествования Вышезар макнул пальцы в кружку с вином, спрыснул капли в огонь костра.

– Благодарим Макошь Пряху за долю, пусть спряжет нить жизни для нас, быть рядом, когда нам хорошо, и в трудную годину, когда мы все в смертельной опасности. Просим тебя, Велесе, хранить память и родовые знания и передать их нашим потомкам!

Гул голосов раздался от костров:

– Да будет так!

Горбыль облокотился на попону, вытянул вдоль кострища усталые ноги. Теплый вечер и близость моря, которое шумом прибоя успокаивало хоровод мыслей, заставили расслабиться. Завтра предстоял нелегкий день, пора было выбираться из западни полуострова, продолжить свой путь на землях болгар. Пришла пора найти Монзырева.

– Батька!

Сотник, приподнявшись, повернулся на зов. К костру подходил Зорко, молодой воин из пятого десятка, для него этот поход был первым. Он сопровождал древнего, сгорбленного деда. Седой дед был одет в японицу, длинный плащ, уже и не понятно какого цвета, выгоревший на солнце, истрепанный непогодой, скрепленный сустугом, металлической пряжкой у правого плеча. В кулаке высохшей руки зажат дорожный посох, опираясь на который старый подволакивал правую ногу. У дедовой ноги неспешно семенил пес, таких же преклонных лет, что и его хозяин, весь в репье на мохнатой шкуре. Горбылевские наворопники оторвались от своих дум и занятий, переключив внимание на подошедших.

– Батька, ось дивись, кои кудесы. Этот шиша незнамо как наши посты минул, только у самых лошадей узрели, да и то, животина чужака почуяла, ежели б не лошади, так и вовсе прощелкали. Но на ромея не похож, на хазарина тоже.

– Добро, Зорко. Иди, неси службу. Разберемся. Будь здоров, диду. Садись у моего костра, отведай брашно славянское.

Опершийся на посох дед кинул руку к колену, обозначил поклон. Было заметно, что спина старика не хочет изгибаться, но поклон должен иметь место быть.

– И тебе здравствовать, ипат дружины росской. Спасибо за приглашение к твоему очагу, приму его с удовольствием, се бог ладный я, с животиной своею.

Дед уселся рядом с подвинувшимся Горбылем. Сашка не мешал ему принимать пищу, запивая ее вином. Торопиться было некуда. В кострище подбросили дров, и языки пламени весело заплясали, облизывая и им предложенную пищу.

Насытившись малым, дед выплеснул остатки вина в огнище, что-то бормоча про себя. Его пронырливая псина обошла все кострища русичей, тоже не осталась голодной, улеглась подле деда, положив морду на передние лапы.

– Кто сам будешь, уважаемый? – задал Сашка вопрос.

– Гарип. Вот странствую по землям предков своих. Иду иногда без дороги, как придется, сопровождаемый вожем своим, – кивнул на пса, с закрытыми глазами сопевшего под боком. – Грустко, возраст берет свое. Не знаю уж, сколько мне отпущено богами, но и на том спасибо, что увидал сей год зелень желды.

Старик пригоршней вырвал зеленый кустик полыни рядом с собой, поднес к носу, вдохнул пряный аромат.

– Так ты местный?

– Да.

– …

– Я помню расцвет Херсонеса, то время, когда доряне относились терпимо к людям моего племени, когда наше божество Дева хранила каждого рожденного под этим ласковым солнцем. Сколько веков прошло с тех пор, как на наши земли приходили аланы и сколоты, когда ромеи стали поднимать города у моря, а пастбища для нашего скота раскопали, сея хлебные зерна и высаживая виноградную лозу, не знаю. Жители полисов звали нас таврами.

– Да сколько ж лет тебе, диду?

– Кто ж их считал? Городище, в котором я рождён, находилось в бухте Примет, которую херсонеситы переименовали в Симболон. Много воды утекло с тех времен. Давно хожу по земле своей. К полуноще к Бук-озеру, к полудне – к Бараньему Лбу. Бываю и у Киммерийского пролива. Теперь вот сюда ноги принесли, ажно узрел воев. Дивлюсь, ипат, на твою чадь, молодые, старших почитай и нет, зброя добрая, а байданы ни одной. Одёжа под цвет трав да деревьев крашена. Что за люди вы? То, что росы, я уж понял.

– Ну, теперь-то секрета нет. Византийцы захватили сына князя Киевского на Днепре.

– Это на Борисфене, что ли?

– Да. Мой побратим погнался на выручку, ну и занесла нелегкая в Крым.

– В Тавриду.

– Ну, да. Так вот, княжича отбили, а побратим погиб. Вот мы малость и погуляли в Херсонесе. Короче, отомстили уродам.

– Ага.

– Что ж ты, дед, сам-то остался без роду и племени? Как так произошло? – Сашка сделал глоток вина, с вопросом глянул в глаза старого.

Дед подбросил ветку в костер, сыпнул горсть чего-то пряного в пламя, искры полетели в небесную темень. Горбыль заметил, что его бойцы все как один спали у затухающих костров, но тревоги на душе не почувствовал.

– Что тебе ответить, ипат Олекса. В нашем мире нет ничего постоянного, все меняется. Одна эпоха сменяет другую, на смену одному народу приходит другой, поглощая и растворяя в себе тех, кто жил на этой земле до пришлых. – Горбыль заметил изменение лексики в речи старика. Слова строились в правильные предложения, а предложения соответствовали речи человека двадцать первого века. Это удивило его, но не взбудоражило. – Вспомни сам уроки истории. Была ведь великая Римская империя… И где она? Нет! Ушла в небытие. Через четыре сотни лет от Византийской империи останутся осколки да одни воспоминания. Да вот, даже в мире, из которого ты попал сюда, грядут перемены.

– Как?

– Вот прямо так. Русская империя, которую тоже можно назвать великой, может исчезнуть.

– Как это исчезнуть?

– Ну, все прелести тамошней жизни ты на себе прочувствовал, но это дела внутренние. Каждый народ достоин того вождя, которого избрал. Так что нечего жаловаться на то, как вам тяжко живется в вашем государстве. Чего хотели, то и получили. А вот на ваших границах неспокойно. Это у вас называется холодная война.