Иномирец - Никита Баранов

— Леди Оливия Чаризз, — почти прокричал епископ. — Согласна ли ты взять этого человека в законные мужья, любить и оберегать его от всяческой скверны? Клянёшься ли жить в мире и преданности с ним до самой своей смерти и даже после неё?

Невеста чуть подалась вперёд и кивнула:

— Клянусь.

Клод Люций повернулся к Виктору:

— Граф Джеймс Берк, согласен ли ты взять эту девушку в жёны, любить и оберегать её от всяческой скверны? Клянёшься ли жить в мире и преданности с ней до самой своей смерти или даже после неё?

Виктор представил, как среди гостей где-то сидит и усмехается Лагош. От этой мысли в голове закипела ярость, но выплёскивать её в столь знатный момент было бы верхом глупости. Вместо этого Виктор прикрыл глаза и постарался успокоиться, сосчитав перепрыгивающих забор десять беленьких овечек. Самая последняя овечка почему-то оказалась побитой и несчастной: она не преодолела препятствие и с грохотом рухнула на плетёнку.

— Граф Берк? — повторил епископ.

— Кля… клянусь, — откашлявшись, выдавил из себя Виктор, и сразу же почувствовал себя последней сволочью в отношении герцогской дочки. Но отступать было поздно.

— Вот и славно. Именем Света, я принимаю ваши клятвы, и с этого самого момента я объявляю вас мужем и женой! Можете друг друга поцеловать.

Не было никаких колец или иных символов бракосочетания. Леди Оливия под шум аплодисментов и свадебный марш повернула Виктора к себе лицом и положила руки ему на плечи. Её теперь уже законный муж приобнял девушку за талию, предварительно стянув с её головы фату. А убрав закрывающую лицо вуаль, чуть не впал в ступор.

— Поцелуй меня, — улыбнулась Оливия.

Сказать, что новоиспечённая жена оказалась страшненькой — это ничего не сказать. Совершенно неправильные черты лица резко перетекали то в округлые, то в угловатые формы. Над высокими и выпуклыми скулами смотрели в разные стороны два чрезмерно накрашенных глаза. Из-под очень тонких и алых от помады губ выглядывали зубы, между которыми зияли довольно крупные пробелы. И, разумеется, над всем этим великолепием был проведён обряд косметического вмешательства: веснушчатую и прыщавую кожу покрывал довольно толстый слой стекающего из-за жары тонального крема, присыпанного целой тонной обсыпающейся пудры.

— М-мамочки, — только и выдавил из себя Виктор прежде чем «суженая» впилась в его губы сладким французским поцелуем.

— Горько! Горько, товарищи! — разнёсся знакомый женский голос над толпой. Кто выкрикнул эту фразу — было понятно без подсказок.

Оливия и не думала выпускать мужа из своих крепких объятий. А Виктор вдруг осознал, что это его первый поцелуй за долгие, долгие десятилетия. Последний раз он целовал таким образом лишь свою настоящую любовь, единственную и неповторимую — Лизу, но было это так давно, что всё уже и забылось.

— А ты красив вблизи, — шепнула Оливия. — Не терпится остаться с тобой наедине, любимый.

— Да… и мне тоже, — ужаснулся Виктор.

Епископ искренне извинился и покинул праздник, объяснив это тем, что у него есть ещё другие дела, касающиеся только сановников. Перед уходом он похлопал Виктора по плечу и как-то странно заглянул ему в глаза, не произнеся ни слова. Остолбеневший от ужаса не жених, а уже муж окаменевшими ногами добрался обратно до своего трона и занял место подле герцога.

А свадьба взорвалась очередной бурей празднества. Бесчисленное количество бокалов разом ударились друг об друга, подняв на несколько секунд режущий слух звон. Гости словно ждали этого момента не потому что желали добра леди Оливии, а потому что хотели как можно скорее приступить к решительному и бесповоротному гулянию. Виктор отметил, что подобное отношение ко всем праздником остаётся и на его родине, так что привыкать к этому не пришлось.

Теперь уже законной жене графа Берка оставаться на празднике после обручения строго-настрого запрещалось, а потому фрейлины увели её обратно в свои покои. Герберт тем временем объяснил, что она будет ждать своего мужа ровно в полночь, а до этого момента есть ещё куча времени, чтобы подготовить себя к этому ответственному событию. Виктор, слушая герцога, всё больше и больше проникался к нему уважением. Было совершенно ясно, что таких людей, как Герберт Чаризз в этом мире очень немного. По крайней мере, среди знати.

— Вот так и заканчивается моя отцовская миссия, — с тяжёлым вздохом и грустью в голосе произнёс он. — Отныне Оливия — это твоя ноша, Джеймс. Я так долго ждал этого дня, и вот, когда он наконец пришёл, мне непросто с ней расстаться. Не пойми меня неправильно, просто я её очень люблю. Очень. Она — главное счастье в моей жизни. Береги её так, как не берёг никогда даже собственную шкуру. И если с моей девчушкой чего плохого случится, то ответ буду держать с тебя, ты меня понял?

— Я прекрасно это понимаю, — кивнул Виктор, думая про себя: «Господи, да ведь он возложил на меня действительно огромные надежды. Совершив предательство и сбежав с Дашей, я разобью его сердце. Возможно, навсегда. Да что там — возможно! Однозначно — я оставлю его без малейшей надежды на будущее!». От этих мыслей настрой резко упал, потому что Виктор всегда считал себя человеком честным и никогда не крутил интриг за спинами пусть не друзей, но хотя бы знакомых ему людей, даже ради крупной выгоды. А в данной ситуации и выгоды-той и не предвиделось. Просто помощь родственной душе из далёкого-далёкого мира, именуемого Землёй.

— Расскажи о своей первой жене, Джеймс, — вдруг попросил герцог. Он откинул голову на мягкую спинку трона, прикрыл глаза и достал из внутреннего кармана накидки длинную прямую трубку и огниво. Пара щелчков — и воздух наполнился терпким ароматом незнакомых Виктору трав, совсем непохожих на обыденный табак.

— Ну… моя жена была чудесной девушкой. Мы познакомились ещё в детстве, и она мне нравилась задолго до того, как мы поженились. Она цвела как бутон тюльпана, когда я делал ей предложение. Пару раз мне приходилось даже драться ради неё…

— Рыцарский поединок, — кивнул герцог, протяжно выдыхая струю плотного дыма. — Понимаю. Мне самому приходилось сражаться ради своей суженой на ристалище.

— Ну, это были не совсем рыцарские поединки, — усмехнулся Виктор. — Скорее обычные кулачные бои… Но чести я не потерял и завоевал возлюбленную. Как же она была хороша! Красива собой, ангельский голосок, по хозяйству хлопочет, книги умные читает, на музыкальных инструментах играет, космос изучает. Да ещё матерью отличной стала. Только вот беда — почила она уже очень и очень давно. Но, откровенно говоря, я люблю её до сих пор всем сердцем.

— Я не против, Джеймс, ты можешь любить свою первую жену. В этом я с тобой солидарен. Но пусть это не затуманивает твой разум. Ни в коем случае не давай прошлому встать поперёк настоящего, потому что от этого зависит лично твоё будущее и будущее моей Оливии. Держи свою любимую вот здесь, — Герберт указал пальцем себе на висок. — И никогда её не забывай. Но помни, что теперь у тебя начинается новая жизнь с новой женой, так что будь любезен — прояви к ней должное уважение, хорошо?