Парень подруги. Ты не для меня - Елена Безрукова

— Не пугаю, — ответила я. — Предупреждаю. А с Миром мы всё равно расстались, и работать здесь мне будет тяжело. Поэтому вы остаётесь, а я — ухожу. Так будет лучше для всех.

Фёдор встал со своего места и подошёл ближе. Положил руки на ручки кресла, в котором сидела я.

— Так тем более, если расстались, — сказал он возле моего уха. — Может, стоит подумать тогда ещё раз? Зачем тебе увольняться? Я тебе дам роли, будем проводить вечера с тобой, раз Ланской больше не преграда.

— Я не буду с вами спать, — заявила я твёрдо, попытавшись подняться с кресла, но угодила прямо к нему в руки. — Да прекратите! Не прикасайся ко мне, старый козёл! Ай!

Он резко ухватил меня за волосы и с силой натянул их.

— Ты вообще охренела, что ли, сучка несговорчивая? Щас будешь ртом за это работать.

— Больно! Ай, отпусти меня! Ау…

Он стал толкать меня к столу с намерением завалить прямо на него…

Внезапно за плечом Фёдора появилось перекошенное злобой лицо Мира. Он играючи стащил режиссера с меня, со всей дури вмазал ему по роже так, что показалось, что-то где-то хрустнуло, затем бросил куда-то в угол его и загородил собой меня. Я вцепилась в его плечи и сжала пальцами. Меня колотило от шквала эмоций и страха, по щекам бежали слёзы. Не знаю, что было бы, если бы Ланской не решил бы подслушивать за нами…

— Не смей прикасаться к ней, урод, — сказал он, чеканя каждое слово.

— Ты чё… Ты чё, козёл малолетний! — плевался кровью, которая заливалась ему прямо в рот, Фёдор. — Ты мне нос разбил, сука!

— Скажи спасибо, что вообще не убил, — ответил ему Мир. — Я всё слышал, дерьма ты кусок. Мы на тебя заявление напишем. Мой отец бизнесмен крупный, у него связи есть и в полиции, и в прокуратуре. Сядешь надолго.

— Ты ничего не докажешь!

— Докажу, — сказал он. — Так я и знал, что тебе что-то от неё надо. Я снял на видео, как ты к ней пристаешь и за волосы таскаешь. Короткое, но этого хватит, чтобы тебя посадили.

Фёдор притих, только тяжело дышал и пытался остановить кровь из разбитого носа.

— Пошёл ты на хер, — высказался он, а Мир просто отвернулся от него и взглянул на меня.

Протянул мне свою большую крепкую ладонь:

— Пошли.

Я, не задумываясь ни на секунду, вложила свою ладонь в его пальцы и пошла следом. Мы взяли наши вещи и покинули здание театра, сели в машину.

— Почему ты не сказала? — хмуро посмотрел на меня Мирослав.

— Прости… — хлюпала я носом и роняла слёзы на свои джинсы. — Я хотела рассказать, но после Ежовой передумала. Думала, что решу этот вопрос сама…

— Глупая, — покачал он головой. — Ты могла бы в беду попасть, если бы я не понял намерения этого ублюдка.

Меня снова стала бить дрожь, едва я подумала о том, что могло бы произойти, если бы не Мир… Плечи трясло от рыданий.

— Ну всё, — прижал он меня к своей груди. Там было тепло, уютно и вкусно пахло. — Всё… Испугалась, да?

— Д-да…

— Мы накажем этого козла!

— А получится?

— Конечно. Он мог не только тебе сделать плохо, но будет и дальше поступать мерзко с другими девчонками. Мы можем и должны это прекратить!

Я посмотрела на него с восхищением. Нет, у него всё-таки очень большая и добрая душа. За это я и полюбила его. Нет, Ежова не права. Со мной Мир не играет, он проживает и чувствует всё по-настоящему.

— Хорошо, — ответила я, когда смогла немного успокоиться. Футболка на его плече стала совсем мокрой от слёз. — Только я боюсь показания давать и… рассказывать это всё.

— Я буду с тобой, не переживай, — погладил он меня по волосам, а потом мягко поднял мой подбородок вверх. — Теперь ты веришь, что я действительно тебя люблю? Я никому не позволю тебя обижать, я не позволю решать тебе проблемы в одиночку.

Я мягко улыбнулась, чувствуя, как путы, что стягивали грудь все эти дни, лопнули и опали. Стало гораздо легче дышать. Как я могла позабыть о заботе Мира, о его нежных поцелуях и предложении жить вместе после гадких слов этой змеи? Но спорить на людей всё равно нехорошо!

— Да, Мир, — ответила я. — Верю.

Он выдохнул. Словно камень с его души свалился. Он крепче обнял меня, прижимая к себе так, словно на годы меня потерял, а не на каких-то три дня.

— Ди, верь мне, пожалуйста, — сказал он. — Если я говорю, что люблю — так оно и есть. А чужие языки болтают часто что попало, выставляя всё в искажённом свете.

— Ты, Мир, сам виноват тоже, — резонно заметила я. — Если бы ты обращался с девушками с уважением, то и у меня не было бы повода о тебе плохо думать! Кто всё-таки спорил на меня, а?

— Я не спорил, — стушевался тут же он. — Просто Борька смеялся, что меня какая-то мелкая засранка уделывает, вот я как-то и ляпнул… При Ежовой, да. А потом вообще забыл об этом, настолько я увлёкся тобой. Ты ведь ощущала, что во всём, что было между нами, фальши никогда не было?

— Да… Наверное.

— А почему тогда поверила этой дуре, которая сама претендовала на меня? Это же зависть, Ди.

— Так у неё же Борька теперь… — сказала я. — Чему тут тогда завидовать, если у нее есть свой парень?

— Ой, Борька… — отмахнулся Мир. — Единственный, кому всё равно на все её выкрутасы. Влюбился, говорит. Нашёл в кого…

— Любят всяких, Мир.

— Ну да, его дело, в конце концов, — ответил он и снова посмотрел в мои глаза. — Мне больше интересно, кого любит Диана. М?

— Маму с папой, — усмехнулась я.

— А Мирослава Ланского?

— А вот не заслужил ты признаний в любви, ясно? — ответила вопросом на вопрос я.

— Как не заслужил? — вскинул вверх брови парень. — А кто морду за тебя бил режиссеру? Моя судьба, между прочим, теперь тоже неясна после такого скандала! Я, может, работы лишусь из-за тебя, а ты говоришь, что не заслужил?

— Не заслужил. Ты на людей спорил и пока все ещё не прощён! Но… Спасибо тебе, Мир, — сжала я его руку. — Без шуток. Спасибо.

— А "спасибо" бабочки в животе не вызывает, — заявил он с хитрой улыбкой.

— Ты о чем? — свела я брови вместе.

Он наклонился и нашёл мои губы своими. Поцелуй мягкий, нежный, который как будто без слов говорил, как он тосковал по мне и как рад сейчас ощущать мои губы на своих… Как и я.

— А вот так уже лучше… — сказал он, прервавшись на мгновение, чтобы посмотреть в мои глаза снова. — Хочу ещё…

Мы снова утонули среди простыней…

Мы целовались, пока губы не заболели. А потом всё же поехали домой. К нему домой. Он уверенно вёз меня в сторону своего дома, а я не сопротивлялась. Какой смысл выделываться, если я теперь всё для себя выяснила, поняла без слов его отношение ко мне и готова простить глупую мальчишескую игру, которая причинила настоящую боль? Мы истосковались друг по другу, каждый не находил себе места в разлуке. Поодиночке нам плохо, да и зачем, если нас так тянет друг к другу?