Топографический кретин - Ян Ледер

продаст их за сотую долю цены, а вырученные пенни переведет жителям Азии, Африки и Латинской Америки.

— Хочешь, я помогу тебе найти новую любовь? — спросила она недавно.

К благотворительности, как ко всему хорошему, быстро привыкаешь: пришла пора упаковать в полиэтилен и меня.

Геронтофоб на «Разлупе»

Угол атаки

А всё-таки интересно, за что его тогда бабульки сдали? Нет, правда? Не грубил ведь, в подъезде не гадил и даже не курил, здороваться старался первым. Неужели всё-таки за протухшую рыбную кулебяку?

Хотя, надо признать, со старухами у Якова вообще не задалось. То ли они в принципе такое зловредное семейство позвоночных, то ли память у них — вроде как у муравейника или пчелиного роя — одна на всех, генетическая. Тогда их врождённую неприязнь хоть как-то можно объяснить.

С другой стороны, питать это чувство им, казалось бы, уже и не за что: Разлупом бабку он сбил очень давно, несколько лет назад. К тому же сразу извинился. И во второй раз, кстати, тоже, хотя вот там-то точно извиняться было не за что. Да и в первый ведь раз не со зла. И, слава богу, на малой скорости.

Хотя — к чёрту бога, слава дорожникам, благодаря которым любая скорость выше пешеходной оборачивалась во Владивостоке невыносимой вибрационной нагрузкой на задницы водителя и совсем уж ни в чём не повинных пассажиров. А улица Борисёнка, по которой Яков пытался ехать в тот момент, даже из местных стандартов выбивалась особыми массажными характеристиками. Поэтому двигался он не то что осторожно, а буквально на ощупь и со скуки рассуждал, что уж кого-кого, а шальную бабку в таких условиях не заметить просто невозможно. Как раз на слове «невозможно» из-за стоявшего на встречном курсе трамвая вынырнуло маленькое существо в сером и, не мешкая, снова занырнуло. Но не обратно за трамвай, а прямиком под левое переднее Разлупа.

Яков привстал, насколько позволял потолок небольшого хэтчбека: ему обязательно нужно было увидеть обувь на торчавших из-под капота ногах. Водителем он был пока ещё начинающим, но даже дилетант ведь знает: если у пострадавшего тапочки на месте, значит, не всё так плохо. А уж если клиент кеды поставил…

— Уф, — сказал Яков, узрев розовые пинетки на худосочных лодыжках, и открыл дверцу.

Странное дело, но толпа образовываться не спешила. Шедший по своим делам народ лишь оглядывался мимолётом, ухмылялся и даже не думал замедлять шаг. А через секунду движение продолжил и Яков, только ему для этого пришлось очень быстро запрыгнуть обратно в машину и защёлкнуть дверные замки.

— Недоделки проклятые! Управы на вас нет! — громыхала бабуся в ботиночках, ловко и без посторонней помощи выбравшись из-под машины и прицеливаясь Якову в голову огромной, в свой рост, шишковатой дубиной. — Гоняют тут, как оглашенные! Пиндюрасты! Наркоголики!

Она-таки дотянулась палкой до заднего стекла и, если бы Яков полсекундой раньше не нажал на газ, то, наверное, пробила бы его. Удар и так получился ощутимый, бедный Разлуп аж присел на бегу.

Со вторым разом вышло сложнее, но тут уж дорожники не доглядели, не перекопали почему-то вовремя улицу Русую, из-за чего она превратилась практически в трассу для автогонок: Яков разошёлся на ней километров до сорока, не меньше. И тут из-за тоже стоящего — но уже не трамвая, а троллейбуса — вынырнуло существо в сером. Яков даже подумал, уж не та же ли сама… Додумать не успел. Увидел авоську с тряпьём, качающуюся на правом зеркале Разлупа, и — о ужас! — два грязно-белых тапочка, укоризненно валяющихся на дороге сами по себе.

— Парень не виноват! Тётка на красный перебегала! — кричали какие-то люди, пока он летел к распростёртому на асфальте телу, представляя себе столько раз виденную в детективах сцену: сейчас, вот сейчас эти руки и ноги начнут обводить по контуру мелком…

— Не шумите, граждане, во всём разберёмся, — успокаивал чей-то неплохо поставленный голос.

— Я… вы… как вы? — спросил Яков, присев над распластавшейся старухой.

— Теперь всю жизнь на лекарства работать будешь, сволочь, — тихо и убедительно ответила она, не открывая глаз.

— Водительское удостоверение, техпаспорт, — сказал спокойный голос сзади и сверху.

— Да, конечно, вот, — Яков не видел, кому протягивал документы. В голове был туман, из которого поочерёдно выплывали то зарешёченное оконце в обшарпанной толстой стене с выцарапанной по кирпичу клятвой воли не видать, то строгое мужское лицо, почему-то в парике, белом и курчавом, посыпанном мукой. — Я не виноват, гражданин начальник…

— Младший лейтенант краевой гибэдэдэ Петров.

— Я на зелёный шел, младший лейтенант, я не видел её! Я не виноват…

— Он не виноват, — дружно кивали организовавшиеся в кружок зеваки. — Она на красный перебегала.

— Сам знаю, мы тут рядом стоим, — Петров махнул палочкой куда-то в сторону. — Трупа нет?

— На лекарства работать будет, сволочь, — сказала старуха.

— Трупа нет, — констатировал Петров и черкнул что-то в блокноте. — Уголовное дело заводить не будем. Пострадавшие есть?

Бабка быстро кивнула, потом открыла глаза, задрала юбку и продемонстрировала собравшимся огромный радужный синяк чуть выше зеленоватого морщинистого колена, текстурой напоминающего голубиную лапку.

— Пострадавшие есть, — резюмировал Петров и снова что-то пометил в своих бумагах. — Поэтому, водитель, ваши документы мы пока оставим у себя, а вы отвезёте Антонину Андреевну в травмпункт. Здесь сразу направо, метров триста прямо, на повороте увидите вывеску. Привезёте медицинское заключение, там посмотрим, что с вами делать. А мы пока свидетелей опросим.

— Вот ведь хорошо-то как, — кариесно выдохнула пострадавшая, забираясь на заднее сиденье. — Я-то ведь одинокая, а пенсия — сам знаешь. Теперь вот ты помогать будешь. Сволочь.

Яков рулил молча. Из головы не выходил вопрос: откуда младший лейтенант знает, как зовут бабку? Он же гаишник, а не участковый.

— Здравствуйте, Антонина Андреевна, — сказала девушка в больничке. — Что, снова дэтэпэ?

— Снова, снова, — пробурчала бабка. — Вон синячищ-то сколько, гляди!

— Ну, этот кровоподтёк у нас недельный, видите, пожелтел уже. Эту ссадинку я вам сама обрабатывала в субботу, помните? А вот эта, похоже, свежая… Давайте в бокс пройдём.

— Опять, что ли, ничего серьёзного? Вот же не везёт нашей охотнице, — хихикнул младший лейтенант, засовывая в нагрудный карман выданную в травмпункте справку и возвращая Якову его документы. — Вы поезжайте, водитель, и не лихачьте. Да, и вам глушитель подлатать не мешает.

Это Яков знал и без Петрова. Сначала он даже пытался чинить глушитель, пару раз честно заезжал в знакомый ремонт и заваривал в трубе очередную дыру, но потом понял, что машина просто не хочет, чтобы ей затыкали рот, и махнул рукой. В конце