Путешественник. Том 2. Сокровища поднебесной - Гэри Дженнингс

На какое-то время наступила мирная тишина, только кукушка повторяла свой совет. Наконец Фунг сказал:

— Ты счастлив здесь в Ханчжоу?

— Исключительно.

— Ну так и наслаждайся своим счастьем. Постарайся, чтобы так было и дальше. Может пройти много приятных минут, прежде чем великий хан вспомнит, что послал тебя сюда. Когда это произойдет, ты сможешь еще довольно долгое время избегать его строгого допроса. А когда Хубилай в конце концов потребует явиться к нему, не исключена возможность, что он сочтет причины, по которым ты не смог исполнить его приказ, уважительными. Если нет, тогда он либо предаст тебя смерти, либо не предаст. В первом случае все твои волнения закончатся. Если же Хубилай только прикажет избить тебя хлыстом chou-da, ну, тогда ты сможешь окончить свою жизнь ущербным калекой. И в этом случае продавцы на рынке будут к тебе добры и позволят занять место попрошайки на рыночной площади, потому что ты никогда раньше не досаждал им налогами, понял?

Я произнес довольно кисло:

— Ван считает тебя прекрасным судьей, Вей Ни. Это что, твоя манера вести дела?

— Нет, Марко. Это даосизм.

Некоторое время спустя он отправился к себе домой, а я все ломал голову над вопросом: «Что же мне делать?»

В саду уже стало прохладно, поскольку наступил вечер. Кукушка в последний раз выдала свой совет и сама тоже отправилась домой, а мы с Ху Шенг поужинали и сидели в саду. Я поведал ей все, о чем мы с Фунгом сегодня говорили, объяснил, что оказался в затруднительном положении, и теперь спрашивал совета у своей подруги.

Какое-то время Ху Шенг сидела с задумчивым видом, затем сделала знак «подожди», встала и направилась в кухню. Она вернулась оттуда с мешочком высушенных бобов и знаком велела мне сесть вместе с ней на землю посреди цветочных клумб. На небольшом участке голой земли своим изящным указательным пальчиком она нарисовала квадрат. Затем Ху Шенг разделила его на четыре части. Внутри первой она нацарапала одну маленькую линию, в следующей части — две линии, в третьей — три, а в последней изобразила что-то вроде тильды, а потом вопросительно посмотрела на меня. Я узнал принятые у хань цифры, кивнул и сказал:

— Четыре маленьких квадрата с цифрами один, два, три и четыре.

Пока я ломал голову, какое отношение это может иметь к сбору налогов, Ху Шенг достала из мешочка один сухой боб, показала его мне и положила в квадрат с цифрой «три». Затем, не глядя, она сунула руку в мешочек, достала оттуда горсть бобов и бросила их рядом с квадратом. Быстрыми легкими щелчками Ху Шенг отобрала из рассыпанных бобов четыре штуки, потом еще четыре и стала раскладывать их с одной стороны, все время отделяя от рассыпанной на земле кучи по четыре штуки. Когда же четверки бобов закончились, они все оказались с одной стороны, только два боба были лишними. Ху Шенг показала на них, затем на квадрат с цифрой «два», начерченный на земле, схватила боб из квадрата номер три и добавила его к тем, которые у нее были, после чего шаловливо улыбнулась мне и сделала знак, который говорил: «Очень плохо».

— Понимаю, — сказал я. — Я поставил на квадрат номер три, но выиграл квадрат номер два, поэтому я потерял свой боб. Я остался ни с чем.

Ху Шенг снова сложила все бобы в мешочек, взяла один и теперь демонстративно положила его на номер за меня — на этот раз на номер четыре. Она снова сунула было руку в мешочек, но остановилась и сделала знак мне, чтобы я сам достал. Я понял: игра была совершенно простая, количество бобов захватывалось каждый раз наугад. Я захватил целую горсть из мешочка и отдал бобы Ху Шенг. Она снова быстро разложила их по четыре, на этот раз их количество было кратно четырем. Не осталось ни одного из тех бобов, что лежали с одной стороны вначале.

— Ага, — произнес я. — Это значит, что мой номер четыре выиграл. И что же выиграл?

Ху Шенг продемонстрировала мне четыре пальца, показала на мою ставку, добавила к ним еще три боба и все это подвинула ко мне.

— Если я проигрываю, то проигрываю свой боб. Если мой квадрат с номером выигрывает, то за один боб мне полагается целых четыре. — Я напустил на себя смиренный вид. — Это простая игра, совсем детская, не сложней игры venturina, в которую играют старые моряки. Если ты предлагаешь поиграть в нее немного, очень хорошо, дорогая, давай поиграем. Но я-то, признаться, решил, что ты придумала какой-нибудь выход.

Ху Шенг вручила мне огромное количество бобов и знаками пояснила, что я могу поставить столько, сколько хочу, и на то количество квадратов, какое сам выберу. Поэтому я поставил по десять бобов на каждый из четырех квадратов, чтобы посмотреть, что произойдет. Раздраженно глянув на меня, не став даже копаться в своем мешочке, чтобы удостовериться в выигрышном номере, Ху Шенг просто достала мне оттуда сорок бобов, а затем схватила еще сорок штук с земли. Я все понял: при такой системе игры пора остановиться. Поэтому я начал пробовать всевозможные сочетания — оставлял один квадрат пустым, раскладывал разное количество бобов в каждый квадрат и так далее. Игра приобрела черты настоящей математической головоломки. Иногда я выигрывал целую горсть бобов, а у Ху Шенг их оставалось совсем немного. Иногда удача отворачивалась от меня: я здорово увеличивал ее запасы и уменьшал свои.

Я постиг кое-что: если человек серьезно играет в эту игру, он может благодаря одной удаче выиграть, если только он вовремя встанет и уйдет прочь со своим выигрышем, сумев устоять перед искушением попробовать сыграть еще. Но всегда оставался стимул, особенно когда кто-то другой был впереди, попытаться еще раз. Я даже представил себе такую ситуацию: один игрок непрерывно выигрывает у трех других, плюс банкомет с мешочком бобов, которые он может в любой момент поставить сам или соблазнить ими игроков. По моим расчетам выходило, что банкомет всегда будет становиться богаче, а тот, кто выигрывает, обогащается преимущественно за счет остальных троих игроков.

Знаком я привлек внимание Ху Шенг. Она подняла глаза от земли, на которой была расчерчена игра, и я показал на себя, на бобы и на свой кошель с деньгами, говоря: «Если играть на деньги вместо бобов, это может стать весьма дорогостоящим развлечением».

Ху Шенг улыбнулась, ее глаза смеялись, она решительно кивнула головой: «Именно это я и пытаюсь тебе объяснить». Она развела руками, словно пытаясь охватить весь Ханчжоу, а может, и весь Манзи, а затем указала на наш дом.

Я уставился на ее светившееся от возбуждения личико, затем на бобы, рассыпанные на земле.

— Ты предлагаешь это в качестве замены для сбора налогов?

Выразительный кивок: «Да». И снова взмах руками: «Почему нет?»

Что за нелепая идея, было моей первой мыслью, но затем я задумался. Я видел, как хань рисковали своими деньгами при игре в zhi-pai и в ma-jiang и даже в feng-zheng — летающие игрушки, причем они всегда делали это жадно, возбужденно, безумно. Сможет ли их соблазнить безумие этой глуповатой игры? Со мной в качестве банкомета? А если на кон будет поставлена имперская казна?

— Ben trovato![233] — пробормотал я. — Великий хан сам сказал: «Добровольно-принудительные пожертвования!» — Я вскочил на ноги, подхватил Ху Шенг с клумбы и с жаром обнял ее. — Ты оказала мне помощь и принесла спасение. Скажи мне, ты, наверное, выучилась этой игре в детстве?