Цена всех вещей - Мэгги Лерман

— Почему тебя вообще это волнует, Мина? — Слишком громко. Люди за соседними столиками уставились на нас.

Ари бросила на Мину короткий взгляд.

— Лучше бы тебе проверить, не привязала ли Кей и тебя тоже, потому что если ты попытаешься снова вернуться в Индию, то, вполне возможно, окончишь свои дни в больнице.

Мина замерла на месте, задержав дыхание.

Официант подошел к столу с утыканным свечками кексом, но, увидев наши лица, сам задул свечи и медленно попятился назад.

Все, казалось, ждали, что скажу я, но было понятно, что любой вариант окажется неправильным.

— С днем рождения меня, — сказала я.

— Что-то все еще неправильно, — заявил Кэл, обдавая наш Столик запахом перегара. — И дело не в тебе и твоем крюке. Тут что-то еще. Я так… голоден. Есть у вас тут что-нибудь поесть?

— Заткнись, Кэл, — сказала я.

— Возможно, это не память, — он обращался к Ари так, словно она задала ему вопрос. — Возможно, нет. Я мог быть ненормальным, шизофреником. Тяжело сказать. — Его невидящий взгляд перескакивал с одного лица на другое, пока наконец не остановился на мне. — Маркоса ты тоже привязала крюком?

Мой желудок ухнул вниз.

— Нет, конечно нет. Кэл, почему бы тебе не пойти домой?

Диана схватила Кэла за рукав и шагнула к нему. Кэл, видимо, этого даже не заметил.

— Почему ты спросил, не привязала ли она Маркоса?

— Потому что они целовались. А потом Маркос ушел в себя.

Диана и Ари посмотрели на Кэла, затем переглянулись и одновременно перевели взгляд на меня. Я видела, как в их глазах исчезал последний след понимания и прощения. Словно тонкий золотистый листок, он улетал прочь. А под ним не было ничего, кроме холодного, уродливого бетона. Все прежние раскрюченные тревоги разом навалились на меня так, что стало тяжело дышать.

— Я не понимаю, о чем он говорит, — сказала я.

— Они целовались, — продолжал настаивать Кэл. А потом рыгнул. — Так сказал Маркос. Он не стал бы мне лгать.

Я закусила уголок рта и в очередной раз пожалела, что совершенно не наделена остроумием. Я не знала, что сказать и как сказать это так, чтобы они меня поняли и простили.

— Если даже это и правда — хотя я говорю, что нет, — но, если он говорит правду, это случилось до того, как я узнала, что Диана с Маркосом встречаются. Если бы она сказала мне, что они вместе…

— Какого черта, Кей?

— Ари, не надо, — сказала Диана.

Ари проигнорировала ее слова. Голос ее с каждой секундой становился все громче:

— Ты прикидываешься нашей лучшей подругой, которая всегда рядом, и в то же время привязываешь нас к себе заклинанием, целуешься с Дианиным парнем — это ненормально. Ты больна.

— Пожалуйста, остановись, — сказала Диана. Люди за соседними столиками начали что-то шепотом говорить официантам, указывая в нашу сторону.

— Ты вообще знаешь, что такое дружба? Потому что, хоть я, возможно, и многое подзабыла из прошлого года, но помню достаточно, чтобы не совершать таких грандиозно дебильных поступков по отношению к самой доброй, самой верной, вообще самой лучшей подруге, с которой тебе повезло…

— Заткнись, Ари! — крикнула Диана. Лицо ее побагровело. Она все еще держала Кэла за рукав, словно забыв его отпустить. — Прекрати защищать меня. Ты тоже не образец идеальной дружбы.

Ари покраснела и выпрямилась.

— Я не настолько гадкая, как она. — Она указала на меня.

— Просто подумай об этом. Не важно, что сделала Кей. Маркос сломался из-за меня. Потому что я солгала ему про твое дурацкое заклинание.

Ари отшатнулась и врезалась в наш закуток с диванчиками.

— Ты обвиняешь меня в том, что натворил Маркос?

Диана прерывисто вздохнула:

— Ты всегда будешь моей лучшей подругой, Ари. Но порой ты не очень-то соответствуешь этому званию. — Диана повернулась к Кэлу и потянула его за руку. — Идем. Я поймаю тебе такси. — Кэл позволил вывести себя из ресторана.

Я хотела пойти за ними. После нашего разговора окружающая обстановка стала казаться скучной и серой: дешевые скатерти, вульгарные морские декорации. Мне следовало выбрать другое местечко, чтобы пообедать. Что-то менее пляжное, менее летнее. Бистро с белыми скатертями и классической музыкой. Возможно, сделай я иной выбор, ничего этого бы не случилось.

Мы с Ари оказались в закутке лицом к лицу.

— Я пыталась быть хорошей подругой, — сказала я. Ари фыркнула, и я торопливо продолжила, пока она не успела меня перебить. — Это правда. Я люблю вас, девочки. И все лето пыталась помочь, — дрожащим голосом произнесла я и сразу же возненавидела себя за это. Я не обязана была перед ней оправдываться и все равно это делала. — Я все время находилась поблизости. Даже когда вы меня игнорировали и смеялись надо мной, я понимала, что должна быть рядом. И возможно… возможно, однажды все вернется опять в нормальное русло. Вы меня оцените. И мы станем настоящими друзьями.

Я была оскорблена до глубины души. Словно мне пришлось содрать одежду, кожу и мускулы, чтобы добраться до правды. В глазах закипали слезы. Скорее от гнева, чем от обиды. Но я сдерживала их, не давая прорваться наружу.

Ари покачала головой:

— Диана не в себе, но с нами обеими все будет в порядке. А вот ты больная, если считаешь, что все останется по-прежнему.

О-о.

Отпусти это. Сними с крюка.

Я встала. Мина тоже встала, но я избегала на нее смотреть, и она позволила мне уйти из ресторана в одиночестве.

Я оставила Ари и Мину в ресторане. Растерянные, они меня ненавидели. Кэл и Диана, которые ловили на улице такси, тоже меня ненавидели. Прекрасно. Я тоже их всех ненавидела.

На самом деле я, конечно, не ненавидела их.

Все мои чувства все еще оставались при мне. То, что они сорвались с крючка, еще не означало, что они исчезли совсем. Где-то глубоко внутри меня терзал стыд. Все видели мою худшую часть, мое истинное лицо. Я могла прикидываться, что мне приятно держать подруг поблизости и заставлять исполнять мои прихоти: приходить ко мне на праздничный обед и сидеть в угрюмом молчании у нас на заднем дворе, но в действительности я хотела лишь одного: чтобы они поняли, как скучают по мне. И я ничего не могла с этим поделать.

Вместо этого я наказала их. Верная своему слову, я не звонила им четыре дня.

Зная, как среагирует заклинание, я осознавала: то, что случилось потом, было частично, если не полностью на моей совести.

Было так рано, что земля еще не успела прогреться. Мужчина средних лет на грузовике развозил газеты. Машины на дороге отсутствовали, и в тишине жужжание цикад казалось особенно громким. Когда я подъехал к дому Дианы, дверь открыла ее мама в халате. Она улыбнулась так широко, будто я приехал объявить ей о победе на скачках. Должно быть, Диана не стала рассказывать ей о том, что я натворил. Я ненавидел ее за то, что она на меня не орала.