Порочная страсть - Колин Маккалоу

– Простая логика. Куда еще могли бы его отвести? Прошлой ночью я понял, что вам не хочется тащить утром Люса к госпитальному начальству или в военную полицию. А значит, вы не могли, к примеру, привести Майка в другое отделение, тогда непременно пошли бы слухи.

– Вы очень проницательны, Нил.

– Да, но вряд ли вы понимаете насколько.

Она не нашлась с ответом, поэтому отвернулась к окну.

– Хотите сигарету? – предложил Нил.

Ему было жаль сестру, но к сочувствию примешивалась горечь. Он понимал: есть вещи, о которых она не позволит ему говорить.

Онор обернулась.

– Мне нельзя, Нил: с минуты на минуту сюда явится матрона. Полковник наверняка уже доложил о случившемся всем, кому можно, так что она уже летит к нам на всех парах. По ней, чем непригляднее история, тем лучше, если только она сама не запачкалась в грязи. Матрона будет жадно выпытывать все подробности и смаковать каждую мелочь.

– А что, если сигарету прикурю я, а вы пару раз затянетесь? Вам нужно сейчас что-нибудь покрепче чая.

– Если вы посмеете хоть раз упомянуть при мне о виски, Нил Паркинсон, я распоряжусь, чтобы вы месяц не выходили из своей каморки! И я вполне могу обойтись без сигареты, правда. Мне нужно выглядеть как можно респектабельнее в глазах матроны, иначе она прогонит меня из армии с позором. Стоит мне открыть рот – она сразу унюхает табачный запах.

– Что ж, по крайней мере полковник, наш поставщик спиртного, подорвался на собственной мине.

– Вы мне кое о чем напомнили. Во-первых, я буду крайне признательна, если ни один из вас и слова не проронит о виски, никому. И, во-вторых, возьмите этот стакан в палату, дайте каждому по столовой ложке сиропа и примите сами: это избавит вас от похмелья.

Нил ухмыльнулся.

– За это я готов целовать вам руки и ноги!

В этот миг распахнулась дверь и в комнату ворвалась матрона: ноздри у нее хищно раздувались, как у ищейки. Нил тотчас исчез, поприветствовав ее на ходу небрежным поклоном, и сестра Лангтри осталась с ней наедине.

С появления матроны начались новые мучения, но уже другого рода – тяжелый, изнурительный день продолжался. Вслед за старшей медсестрой пришел командир базы – штабной полковник, тихий, мягкий человечек, чьи заботы о госпитале сводились к решению отвлеченных задач, а при виде пациента он терялся и чувствовал себя совершенно беспомощным. Как высшее начальство на пятнадцатой базе он должен был принять ответственное решение о характере расследования. После беглого осмотра бани он позвонил в штаб дивизии заместителю помощника начальника военной полиции и попросил прислать кого-нибудь из отдела специальных расследований. Занятой человек, командир базы не проявил особого интереса к делу, поскольку убедился собственными глазами, что речь идет о простом самоубийстве, хотя и совершенном крайне неприглядным способом. Следить за расследованием он поручил интенданту базы номер пятнадцать, высокому, добродушному, чрезвычайно смышленому молодому человеку по имени Джон Пенникуик, и, сбросив с плеч это тягостное бремя, вернулся к действительно важному делу – подготовке госпиталя к эвакуации.

Капитан Пенникуик был, пожалуй, еще более занятым, чем командир базы, однако считался офицером исполнительным и добросовестным, а потому, когда прибыл сержант Уоткин из отдела специальных расследований при штабе дивизии, который показался ему славным малым, толковым и внимательным, подробно изложил ему суть дела и заверил:

– Я лично побеседую с каждым, кого, по вашему мнению, мне следует опросить. Впрочем, дознание ведете вы, вам и решать, как быть с нашими голубями… если только один из них не обернется ястребом. Тогда кричите громче – я мигом прибегу.

Сержант провел в бане десять минут вместе с майором, патологоанатомом пятнадцатой базы, затем внимательно осмотрел дорожку между баней и задним крыльцом барака «Икс», обошел строение кругом и поднялся по пандусу к главному входу. Сестры Лангтри не было в кабинете, но до нее донеслось дребезжание ширмы из пивных крышек, и она быстро зашагала в конец коридора.

«Складная малышка, – с одобрением подумал сержант, – и к тому же офицер». Ему не пришлось переламывать себя, чтобы отдать ей честь.

– Здравствуйте, сержант, – улыбнулась ему Онор.

– Вы сестра Лангтри? – спросил сержант, снимая шляпу.

– Да.

– Я из спецотдела военной полиции при штабе дивизии, мне поручено расследовать смерть сержанта Лусиуса Даггета. Моя фамилия Уоткин, – произнес он медленно, почти сонно.

Но его вовсе не клонило в сон. В кабинете сестры Лангтри он отказался от чая и прямо перешел к делу.

– Мне нужно побеседовать с вашими пациентами, сестра, но сначала я хотел бы задать несколько вопросов вам, если вы не против.

– Пожалуйста, спрашивайте.

– Бритва принадлежала покойному?

– Да, в этом я уверена. Опасными бритвами пользуются несколько человек, но, думаю, только у Люса была бритва с эбеновой рукояткой. – Сестра Лангтри решила говорить начистоту и ясно дала понять Уоткину, что здесь распоряжается она. – Впрочем, у вас, конечно, нет сомнений, что это самоубийство, сержант? Я обратила внимание, как Люс сжимал бритву: его пальцы застыли в судороге – именно так и бывает, когда рану человек наносит себе сам. Вдобавок вся его рука от кисти до плеча черна от запекшейся крови – такая картина характерна для глубокого рассечения тканей. Сколько было разрезов?

– Собственно говоря, только три, но ему хватило бы и одного, чтобы быстро распрощаться с жизнью.

– А что говорит патологоанатом? Вы привезли кого-то с собой, или осмотр проводит майор Мензис?

Сержант рассмеялся.

– Может, я лучше подремлю на одной из ваших свободных коек и предоставлю руководить расследованием вам?

Она заметно смутилась, и на лице ее неожиданно проступило странное, девически-застенчивое выражение.

– О господи, наверное, я опять говорю как начальник? Простите, сержант: увлеклась.

– Все в порядке, сестра, смело спрашивайте. Вы меня позабавили. Действительно, почти наверняка речь идет о самоубийстве. И вы совершенно правы, на это указывает то, как зажата бритва в руке покойного. У майора Мензиса нет сомнений, что сержант Даггет сам нанес себе раны. Я просто опрошу ваших пациентов насчет бритвы, и если расхождений в их свидетельствах не будет, думаю, расследование быстро закончится.

Сестра облегченно перевела дыхание и одарила Уоткина улыбкой.

– О, я так рада! Знаю, все думают, будто психически нестабильные пациенты готовы на что угодно, но в действительности мои подопечные тихие и безобидные. Сержант Даггет был единственным буйным среди них.

Уоткин взглянул на нее с любопытством.

– Но все они солдаты, разве нет?