Карим. Против воли - Юлия Бонд

Карим чертыхнулся себе под нос. Поднял взгляд на небо и, ощутив, как на лицо падают хлопья снега, закрыл глаза. Закрыл, а толку, если перед глазами только она?! Он давно уже потерял счёт времени. Не помнит, когда в последний раз нормально дышал, спал, жил, в конце концов. Все мысли — только о ней. Воспоминания, как острые иглы, впивались с каждым часом всё глубже и больнее, заставляя сердце рваться на мелкие ошмётки.

Придя в себя, Карим встрепенулся, прокручивая в голове последние фразы Зарецкого: «Даже, если и что-то знаю, тебе и слова не скажу. На этот раз — это точно конец». Арс темнит. Ведёт себя слишком самоуверенно и агрессивно. Возможно…

Карим потянулся к карману брюк и, достав мобильник, набрал номер старого друга, к помощи которого он иногда обращался, если нужно было узнать какие-то важные моменты:

— Привет, мне нужно пробить информацию об одном человеке. Он сейчас находится в СИЗО и я хочу знать: кто и когда к нему приходит, кто звонит, кто пишет. Я хочу знать всё.

***

На календаре начался новый год. Я осталась жить в районном центре у деда Васи. Помогала по дому, занималась готовкой и уборкой. Жили мы неплохо и даже, можно сказать, хорошо. Поладили со стариком, найдя друг в друге много общего. Оказывается, мужчина очень любил читать книги, но из-за плохого зрения не видел дальше собственного носа. Поэтому длинными зимними вечерами мы с дедом Васей устраивались на большом диване и читали мировых классиков. Точнее сказать, читала я, а мужчина внимательно слушал и очень часто засыпал под монотонный тембр моего голоса. В такие моменты я укрывала деда Васю тёплым одеялом и, погасив в комнате свет, выходила из комнаты, оставляя старика на волю царства Морфея.

Дни тянулись мучительно долго. Я черкала на календаре числа и с замиранием сердца ждала того дня, когда порог дома деда Васи переступит любимый брат. Арс знал обо всём. Я писала ему письма, но отправляла от имени деда Вани. Так мы с братом и поддерживали связь, докладывая друг другу о происходящем. Арс обещал, что очень скоро всё наладится. По уголовному делу нашлись новые доказательства, и адвокат всячески старается вытащить его из тюрьмы. Ещё были свидетельские показания Димки, но, как оказалось, следствие не сочло их достаточными для подтверждения «железного» алиби. Поэтому мне оставалось только ждать и ни в коем случае не покидать районный центр, чтобы, упаси бог, нигде не засветиться.

После новогодних праздников дед Вася попал в больницу. Давнишние заболевания глаз обострились, а потому мужчину в срочном порядке госпитализировали в офтальмологическое отделение. В квартире я осталась одна, но ненадолго. У внука деда Васи закончилась зимняя сессия и он вернулся домой к деду. Поэтому одиночество было бессовестно нарушено молодым парнем, который ворвался в мою жизнь словно вихрь.

Лёша ничего обо мне не знал кроме имени, которое было ненастоящим, как и вся я. Дана. Дальняя родственница деда Вани, приехавшая из такой глухомани, что не найдешь на карте, даже, если будешь долго искать. А, впрочем, меня особо никто и не спрашивал. Не бередил мои раны, не копался в прошлом. Меня принимали такую, как есть.

***

В салоне автомобиля было достаточно тепло, но Карима жутко знобило. Фотографии, лежащие на его коленях, убивали медленной мучительной смертью, отравляя изнутри весь организм. Он ожидал чего угодно, когда обращался за помощью к старому другу, но только не правду, которая оказалась очень жестокой. Настолько болезненной, что у Карима сдавило виски, а стук сердца отозвался в ушах настоящим набатом.

— Это где? — спросил Карим у друга, продолжая рассматривать снимки.

— Один районный центр. Пятьсот километров от столицы, — ответил старый приятель. — Если нужна какая-то помощь, то ты только скажи, Карим, ты же меня знаешь. Помогу.

— Спасибо. Уже помог. Очень помог, — Карим похлопал мужчину по плечу и, вымученно улыбнувшись, вернул взор на фотографии.

Сука… Как же болит внутри. Как раздирает на части. Значит, и правду просила её отпустить, а он не поверил, получив то злосчастное смс. Думал, с любимой девочкой что-то случилось. Запугал Вагиф или ещё, что похуже. Стерва, как она его, а? Только зачем? Почему ушла так подло и неожиданно, будто вонзила в спину нож?! Предательница. Лучше бы он никогда её не встречал. Лучше бы никогда не подходил и не говорил. Так больно, как Люба, ему ещё никто и никогда не делал…

Первым порывом Карима было прыгнуть за руль, утопить гашетку в пол и, не смотря на спидометр, гнать, что есть силы, лишь бы поскорее во всём убедиться. Фотографии, которые предоставил старый друг, оказались хуже ядовитого газа. Люба. Весёлая, улыбающаяся, радостная и, кажется, счастливая. Без него! Твою мать, она счастлива без него. «Она идёт по улице в компании какого-то молокососа. Слушает его, улыбается. Тёмные длинные волосы развивает ветер. Девочка мёрзнет, а тот мудак пытается согреть её руки своим дыханием», — Карим отшвырнул снимки в сторону и, запрокинув голову на подголовник, устало прикрыл глаза, ощущая, как в груди щемит сердце.

— Стерва! — выкрикнул в пустоту, а затем ещё стукнул по рулю, да так сильно, что сработал клаксон.

Громкий звук заставил прийти в себя. Карим расслабил на шее узел галстука, взъерошил волосы одной пятерней и, открыв дверь, вышел на улицу. Морозный январский вечер защипал лицо и забрался под одежду. Минус десять по Цельсию здорово взбодрил и привёл мысли в порядок. Агония злости мало-помалу сбавила обороты и уже через пять минут, продрогши до костей, Карим вернулся в салон ауди. Плюхнулся на кожаное сиденье, провернул ключ зажигания и бросив взгляд на боковые зеркала, включил заднюю передачу, чтобы развернуться на месте, а затем — тронуться.

Шурша резиновыми покрышками по только что выпавшему снегу, чёрное ауди въехал во двор коттеджа Алиевых. Остановился напротив здания и сразу же притих, сливаясь с ночной мглой в одну единую картину. Карим хлопнул дверями авто и быстрым шагом направился в дом. Оказавшись в тёплой уютной гостиной, распахнул дверцу бара и, особо не перебирая, достал первую попавшуюся бутылку. Открыл крышку и сразу же принялся набираться противной жидкостью, обжигающей горло. Чем больше пил, тем сильнее злился. Воспоминания, как карусель, закружили в подкорке на таких вираж, что, поддаваясь эмоциям, Карим разнёс в пух и прах половину гостиной. Стол, стулья, шкаф — всё вдребезги. Остановился только тогда, когда в руки попала фотография со стеклянной фоторамкой, на которой красовались они с Любой.

— Сука! — крикнул и со всего размаху швырнул фоторамку на пол, а затем ещё ногами потоптался, чтобы уничтожить снимок наверняка.

Заснул в полуживом состоянии прямо на полу перед камином. Скрутился в клубок, поджимая ноги к животу, а руки так и держались за опустевшую бутылку. Хотел напиться, чтобы отпустило, чтобы выкинуть из головы её образ и смех, звучащий в голове сплошным набатом. Напился, а толку, если в подкорке только она и её красивые глаза цвета тёмного серебра. Она смеялась своей красивой улыбкой и звала его по имени: «Карим. Карим. Карим…».