Ее звали Ева - Сьюзан Голдринг

Бригитта выпрямилась, сверху вниз глядя на Еву:

– Я должна спросить: у тебя были инфекционные заболевания или, может быть, выкидыши?

– Нет, ничего такого, слава тебе Господи.

– Это радует. Но, если почувствуешь какие-то перемены, любые, дай мне знать, хорошо?

– Непременно. Еще раз спасибо, – рукавом пижамы Ева отерла глаза и снова легла на подушку, устремив взгляд в потолок.

У нее родится ребенок, настоящий, а не призрачный, которого она выдумала, чтобы уехать из Бад-Нендорфа. Они с Хью, когда поженились, планировали завести детей. Он хотел троих, а она считала, что и двоих будет много. Но потом началась война, и они решили подождать с детьми до ее окончания. А потом Хью убили. И с мечтой о детях ей пришлось распрощаться. Глаза Евы снова заволокло слезами, но она сдержала рыдания. Если она не может иметь детей от Хью, значит, у нее вообще их не будет. Ребенок останется там, где он был зачат – в ненависти, а не в любви, – но она позаботится о том, чтобы он попал к людям, которые будут его любить, и жил в достатке.

15 мая 1947 г.

Дорогой, ненаглядный мой Хью!

До сих пор я не находила ни одной причины, которая заставила бы меня примириться с твоей смертью, но сейчас в кои-то веки я рада, что тебя нет в живых. Будь мы по-прежнему вместе, подобного несчастья, я знаю, не случилось бы, а если бы случилось, я сгорала бы от стыда и мучилась угрызениями совести. Ну а так я благодарна, что тебе не пришлось переживать унижение от позора моего падения. Но, думаю, ты одобришь те шаги, что я предприняла, дабы уберечь твою и свою семью от скандала и бесчестья. После родов, когда я в конечном итоге вернусь в Англию, ребенок останется здесь, в Германии, на попечении одной местной семьи. Он научится думать, жить и разговаривать, как истый немец, но, надеюсь, он окажется порядочнее, добрее, чем были многие из них в последние годы.

Думаю, так будет лучше. В конце концов я всегда хотела иметь детей только от тебя – ни от кого больше. Наши дети дарили бы нам радость, и мы безмерно гордились бы их успехами, даже самыми маленькими. Если б мы не решили повременить с детьми, а последовали примеру многих наших друзей и я родила бы вскоре после свадьбы, тогда со мной навечно осталась бы частичка тебя.

Пожалуйста, дорогой, прости мне мою беспечность, мою глупую доверчивость. Я постараюсь сделать все для того, чтобы ты мог мной гордиться. Клянусь.

Навеки твоя, Эви.

P.S. Я люблю тебя.

24 сентября 1947 г.

Час настал

Три недели Бригитта прятала Еву. Но она сама была уверена, что ее сослуживцы и многие обитатели лагеря знают, почему ее нет на рабочем месте. Да и как тут было не догадаться? Она стала неуклюжей; огромный живот, который уже не скрывали ни широкие рубашки, ни пиджаки, бросался в глаза. И на протяжении всех жарких дней позднего лета она чувствовала себя медлительной и громоздкой, обремененной этим самым нежеланным плодом.

– Не отходи от меня, – кричала Ева. Схватки длились уже четыре часа.

– Теперь уж недолго осталось, – сказала Бригитта, вытирая ей лоб. – Скоро родишь.

– Не могу больше. Боль адская.

– Можешь. Потерпи чуть-чуть. Скоро все закончится.

Салли держала ее за руку:

– Ты такая храбрая. Как только все закончится, я наведу тебе особый коктейль».

Ева выдавила из себя слабый смешок:

– Если будет что праздновать.

Ее слова потонули в очередной волне боли. Бригитта и Салли были ее сообщницами в этой тайной трагедии. Они приносили Еве еду, если ей не хватало сил пойти в столовую. Когда ее собственные вещи стали ей малы, они нашли для нее одежду большего размера, чтобы живот был менее заметен. Они даже где-то раздобыли тальк, которым она присыпала натертости на внутренней стороне бедер в летнюю жару. А однажды Бригитта дала ей флакончик с касторовым маслом, наказав: «Смазывай этим живот».

– В таком случае, – рассмеялась Салли, – мне придется пожертвовать несколько капель своих драгоценных духов Soir de Paris. Добавим их в это вонючее зелье, чтобы ты не смердела, как торговка рыбой.

– Поможет ли масло? Есть ли такое средство, которое устранило бы все следы постигшего ее несчастья? – думала Ева, массируя свой упругий раздувшийся живот на протяжении последних недель перед родами. Сумеет ли она позабыть этот ужас, когда все кончится?

Верные подруги не пытали ее вопросами. Салли только как-то сказала: «Если возникнет потребность выговориться, я всегда готова тебя выслушать. Поняла, да?»

И обе девушки оберегали Еву от любопытных глаз и неловкого молчания. Но она догадывалась, что ее секрет известен более широкому кругу людей, и, когда Бригитта как-то вернулась в их комнату с завернутыми в тряпку засушенными листьями, Ева поняла, что и Ирен Коморовска тоже в курсе.

– Она велела это заваривать, – сказала Бригитта. – Сделать тебе Himbeerblätterwasser.

– Это еще что такое?

– Отвар из листьев малины. Приближает схватки. По словам многих женщин, облегчает процесс родов.

– То есть она знает про меня?

– Наверняка, – пожала плечами Бригитта. – Но не от меня.

– Что она сказала?

– Ничего. Просто дала вот это и пожелала тебе поскорее поправиться. Она не объяснила, для чего дает мне эти листья, но мне известно их предназначение.

– Но это ж очевидно, да? Должно быть, все уже знают.

Бригитта обняла Еву:

– Может, знают, может – нет. Но дела до этого никому нет. Здесь у всех своих забот хватает.

В общем, последние недели перед родами Ева регулярно заваривала листья и пила горьковатый отвар, думая, что она заставит себя проглотить что угодно, лишь бы это помогло ей легче перенести тяжкое испытание. К сожалению, малиновый чай чуда не сотворил.

– Чертов чай! – завопила она на волне очередной схватки. – Никакого толку!

– Ш-ш-ш, – увещевала ее Бригитта. – Еще немного, и все.

И вот, подбадриваемая подругами, она издала последний душераздирающий вопль, и все было кончено. Услышав крики младенца и тихие голоса Бригитты с Салли, Ева поднялась с подушек: ей вдруг захотелось увидеть свое дитя.

– Кто это? – выдохнула она. – Покажите.

– Думаешь, стоит?

– Да, я должна увидеть.

Бригитта наклонилась к ней с маленьким свертком на руках. Ева забрала у нее обернутого в полотенце младенца.

– Девочка, – сообщила Салли. – Красавица.

– Красивая, да, – согласилась Ева, откидывая края полотенца. Маленький кулачок тотчас же зажал ее палец. – И сильная.