Время - деньги - Генри Форд

Все, о чем я поведу рассказ, касается памяти умерших, но также задевает репутацию живых, и, на мой взгляд, будет правильнее, чтобы общество познакомилось со многим, так сказать, из первых рук, до установления окончательного приговора.

В момент начала составления этих воспоминаний, у меня не было даже отдаленной мысли, что они могут появиться когда-нибудь в форме отдельной книги. Я даже не думал сделать из них непритязательной автобиографии. Без всякого порядка и плана я заносил на бумагу все, что мне казалось интересным, избегая всяких претензий на полноту.

Мне доставила бы несравнимое удовольствие и чувство глубокого удовлетворения возможность детальнее остановиться на описании ежедневного кружка и дружбы, связывавших меня столько лет с более близкими сотрудниками по делу и участниками моего предприятия. Но я прекрасно понимаю, что такие описания, несмотря на всю их ценность для меня, читателя вряд ли заинтересуют. Вот почему в своих воспоминаниях мне приходится говорить лишь об очень немногих, из всей бесчисленной армии, сотрудников, шедших рука об руку со мною в создании моих деловых предприятий.

Дж. Д. Р.

Март 1909 года.

За указание мне верного пути в жизни я обязан вечной благодарностью своему отцу. Человек, принимавший участие в целом ряде промышленных предприятий, он любил говорить со мною о них, указывал на их значение и знакомил меня с методами и принципами ведения дела. В самом уже раннем детстве я вел маленькую книгу (я называл ее «книгой счетов А» и сохранил до сих пор), в которую аккуратно заносил все приходы и расходы, ведя аккуратно счет тем небольшим суммам, которые постоянно уделял на благотворительные цели.

Люди, обладающие меньшими средствами, зачастую живут в более тесном семейном кругу, чем располагающие целой массой слуг для удовлетворения разнообразнейших своих потребностей. Я не могу не благословлять судьбу, пославшую мне родителей, именно из людей первой категории.

Семи или около восьми лет от роду я вступил на путь коммерции, сделав под руководством матери свое первое «дело». У меня было несколько индюшек, а мать давала мне на корм им остатки молочных продуктов. Выкормкой и продажей их я занимался уже лично со всем достоинством делового человека. Вся выручка шла в мою пользу, расходов не было никаких, они шли за счет матери и, таким образом, мое «состояние» возрастало. Его рост и изменения я тщательно, насколько умел, отмечал в своей бухгалтерии.

Меня это необычайно радовало. Я и сейчас еще будто вижу своих, исполненных достоинства, откормленных птиц на гордой прогулке вдоль ручья и через лесок нашего небольшого именьица. С этих детских дней я сохраняю особую симпатию к стаям индюшек и не упускаю случая полюбоваться ими.

Моя мать великолепно умела поддерживать дисциплину среди нас, детей, охраняя «достоинство семьи» при помощи березовой розги в случаях, если мы проявляли намерения нанести урон этому «достоинству». Однажды, помню, благодаря некоторым фатальным происшествиям в нашей деревенской школе, мне удалось поближе познакомиться с этим приспособлением. И тут, уже во время экзекуции, мне пришло в голову начать доказывать, что я совершенно не причем.

– Ничего! – сказала на это мать. – Ведь мы уже начали порку! Чего же ее бросать, сгодится на будущее время!

Подобную же логическую последовательность мать моя проявляла всегда. Однажды ночью, помню, мы, дети, не могли преодолеть искушения покататься на коньках при лунном свете, хотя нам и было строжайше запрещено даже вечером ходить на лед. Мы все-таки вышли, но прежде даже, чем начали кататься, услыхали крики о помощи, побежали туда и застали соседа, под которым проломился лед, он оказался на волосок от гибели. Мы тотчас протянули ему длинный шест и нам удалось действительно вытащить его из трещины и в вожделенном здравии вернуть в лоно семьи. Мой брат Вилльям и я уже убаюкивали себя надеждой, что при наказании за этот акт непослушания в нашу пользу окажется по крайней мере то смягчающее обстоятельство, что ведь не каждый день удается при катании на коньках спасти человека. Но наши надежды на признание смягчающих обстоятельств со стороны грозного судьи, нашей матери, оказались лишь самыми пустыми и бесплодными надеждами.

Хотя сперва меня хотели отдать на учебу в университет, по достижении мною шестнадцатилетнего возраста родители мои сочли за лучшее для меня оставить школу, которую я почти закончил и отправить на несколько месяцев в торговую школу в Кливленде.

Там изучали бухгалтерию и знакомили учеников с главными принципами торговой науки, торгового обращения и т. д. Из этой школы, несмотря на то, что я пробыл там очень недолго, всего несколько месяцев, я вынес много пользы. По окончании ее, я невольно столкнулся с вопросом: где мне найти место? В течение долгих дней и недель я обивал пороги всевозможных магазинов и контор, всюду обращаясь с вопросом: не нужно ли ученика? Но всюду встречал отказ, ученика не было нужно, и лишь очень немногие снисходили до разговора со мной. Наконец, один коммерсант из кливлендских доков попросил меня зайти после обеда. Я был вне себя от восторга: наконец-то что-то мелькнуло вдали, наконец-то начинается.

Меня охватил ужас, что и эта счастливая случайность улетит от меня после столь долгих, бесплодных поисков. Я прямо не мог дождаться момента, когда можно будет пойти, и когда мне показалось, что наступил момент для отправления, чуть не бегом побежал к своему будущему принципалу. «Я возьму вас на пробу, – сказал мне будущий хозяин; но о жалованье ни он, ни я и слова не проронили. Это было 26 сентября 1855 года. Фирма называлась «Гевит и Теттл».

Рвение мое было колоссально, и, кроме того, в сравнении с другими учениками, я имел громадное преимущество. Оно заключалось в указанном уже мною методе воспитания моего отца: он вел вместе со мною беседы и рассуждал над вопросами практического характера и, сверх того, я уже из школы вынес знакомство с принципами торговли, так что обладал порядочным запасом торговых познаний, которые я мог развивать. Затем на мою долю, по счастливой случайности, выпала судьба заниматься с бухгалтером, который отлично вел свое дело и был искренне мною доволен.

Первого января следующего года Теттл выдал мне жалованье за первую четверть года службы – пятьдесят долларов, – вполне приличное вознаграждение за мои труды, которыми я остался вполне доволен.

Весь следующий год я провел на этом месте, с 25 долларами в месяц, за изучением конторского дела и нескольких отраслей этого предприятия. То была оптово-комиссионная и экспедиционная торговля, и областью моих занятий была контора. Моим начальством был лишь вышеупомянутый бухгалтер, с жалованьем в 2000 долларов в год, но без участия в прибылях. Когда он в течение года ушел, я занял его место, и мне за бухгалтерию и исполнение прочих обязанностей моего предшественника было положено содержание в 500 долларов.

Оглядываясь на эту пору моей работы в качестве ученика, я ясно вижу, какое огромное значение она имела в моей последующей жизни.