Время - деньги - Генри Форд

Он откровенно признался, что охотно сделал бы это, но в данный момент не располагает свободными деньгами. Тогда я попросил у него разрешения сыграть наконец роль его банкира. Он принял мое предложение и не имел основания раскаиваться в этом. Дело принесло большие выгоды. Я до сих пор с благодарностью вспоминаю о его добром отношении ко мне и о доверии, которое так помогло моему делу.

Гэнди поверил мне на слово, доверяя тому, что наше молодое дело имеет в основании строго коммерческие принципы и солидное положение. При этом, мне вспоминается пример, как зачастую бывает трудно придерживаться однажды принятых коммерческих принципов. Так, однажды при самом начале нашего дела, один из лучших наших клиентов, т. е. поручавший нам наибольшее количество транспортов, запросил у нас разрешения забирать авансы под текущие грузы, т. е. прежде, чем груз или даже просто накладная на нее будет у нас в руках. Разумеется, было очень важно сохранить расположение клиента, но я, как руководитель финансов стороны нашего предприятия, несмотря на опасение потерять хорошего клиента, признал это желание неисполнимым.

Положение стало очень критическим, компаньон осыпал меня упреками в узости взглядов за мое энергичное противодействие этому проекту, и вот я решил лично посетить клиента и попытаться лично убедить его в неприемлемости его предложения. Ведь до сих пор мне всегда удавалось улаживать недоразумения со всеми, с кем я ни сталкивался. В этом исключительном случае меня особенно побуждало к такому образу действия неудовольствие моего компаньона. Я инстинктивно чувствовал, что надо только лично переговорить с клиентом, чтобы убедить его, что такой образ действий приведет к дурным последствиям. Я мысленно уже приготовил речь и мысленно остался ею доволен, находя ее выводы логичными и убедительными.

Пошел я к этому коммерсанту и изложил все доводы против его предложения, до одного, как они у меня сложились. Но – он пришел прямо в бешенство, и я принужден был испытать новое унижение, – необходимость сознаться компаньону в том, что дар моего убеждения не доставил мне ни малейшего успеха.

Мой компаньон, разумеется, взволновался и огорчился, решив что мы потеряли ценную клиентуру. Но я не мог оставить своего однажды принятого курса ведения дел, и мы остались тверды в своем принципе и категорически отказали клиенту в его просьбе. Каково же было наше удивление и удовлетворение при виде того, что строптивый клиент, как ни в чем не бывало, продолжал свои деловые сношения с нами, не возвращаясь никогда к отвергнутому проекту.

Лишь значительно позже мне удалось узнать, что в этом деле принимал участие один влиятельный, старый местный банкир Джон Гарденер из Норвалька, который тоже имел дело с нашим клиентом. Позже мне казалось, что сам Гарденер подбил клиента войти к нам с таким предложением. Знакомство с нашей фирмой и ее деловыми принципами, вынесенное им из этого события, было для нас чрезвычайно выгодно и выставило нас в наилучшем свете.

В это же время я стал разыскивать применение личному своему труду, – задача для меня в ту пору очень нелегкая.

Я стремился к личному знакомству с каждым отдельным коммерсантом нашего округа, раз его дело примыкало к нашему и, таким образом, в короткое время изучил все Огайо и всю Индиану. Очень быстро выяснилось, что наиболее целесообразное завязывание деловых отношений, это просто заявление об основании нашей молодой фирмы, но без всякого упоминания о желательности заказов: я просто рекомендовался представителем фирмы «Кларк и Рокфеллер» оптовым коммиссионерам, сообщал об основании фирмы и не изъявлял никаких претензий на немедленное заключение деловых отношений. Потом, говорил я, при случае, мы были бы очень рады предложить вам свои услуги и. т. д.

Но к нашему удивлению, как по мановению волшебной палочки, на нас посыпались заказы в таком количестве, что мы с трудом успевали справляться. Уже в первый год, как впрочем уже сказано, наш оборот достиг 500 000 долларов.

Я уже говорил, что мы порою нуждались в деньгах, и должен сознаться, что по мере возрастания наших операций, денежным затруднениям, казалось, не будет конца. Чем больше расширялись наши связи, тем чаще я засыпал с мыслями: «Долго ли это будет продолжаться? Когда наступит конец, ты снова начнешь сначала? Ты усыпляешь себя мыслью, что ты дельный Коммерсант, убаюканный счастьем, которое тебя встретило на этом пути! Но побольше хладнокровия, паренек, ты потеряешь голову, – тише едешь, дальше будешь!»

Должен сознаться, что эти безмолвные разговоры с самим собой, имели большое влияние на мою дальнейшую жизнь. Я боялся, что удача меня опьянит, наступит день и удача кончится, стоит только вбить себе в голову веру в свою удачу.

Отца я часто вовлекал в ссуды. Но наши денежные отношения всегда были для меня источником страхов, хотя я теперь и смеюсь, вспоминая об этом. Случалось, что отец заходил к нам и заявлял, что, если нам нужны деньги, в данный момент он может их нам ссудить. Мы почти всегда оказывались нуждающимися и рады от души получить деньги, хотя бы из десяти процентов. Но за деньгами он являлся обыкновенно в моменты наиболее острой нужды в деньгах.

– Сын мой, – говорил он обыкновенно, – не можешь ли возвратить мне мои деньги. Они мне нужны самому.

– Сейчас, сейчас, – говорил я. Я прекрасно знал, что он меня просто испытывает и в случае возвращения денег, оставит их лежать у себя, чтобы потом опять ссудить мне. Я полагаю, что этот оригинальный воспитательный прием оказал мне, может быть, тоже не мало услуг, – но, признаюсь, в то время я находил мало удовольствия в подобных испытаниях моих коммерческих способностей.

Картинки из моего прошлого неразрывно связаны с воспоминаниями о тех горячих спорах по вопросу, сколько процентов можно брать с суммы займа. Целая масса коммерсантов протестовала против чрезмерности десятипроцентного роста, называла его ростовщическим и уверяла, что лишь негодяй способен драть такие проценты. Я же стоял на той точке зрения, что чисто логически, деньги стоят ровно столько, сколько они принесут барыша. Никто не даст 10,5 и даже три процента вне предположения, что он возьмет столько же при помощи взятого в займы капитала. Надо принять в соображение, что в те времена, я был чем угодно, только не капиталистом, мог быть назван хроническим должником и, несомненно, не мог иметь практические основания защищать высокие проценты.

К числу наиболее горячих споров, возникавших на эту тему, тогда принадлежали разговоры со старой хозяйкой, у которой я и брат Вильям были на пансионе в школьные годы. Мне эти разговоры доставляли громадное удовольствие, наша хозяйка – была собеседница очень умная и с оригинальным складом речи. Я ценил ее, положим, по другой причине. Мы платили за комнату и стол в неделю по доллару с каждого, и за эти деньги она нас великолепно и обильно кормила. Впрочем, в те времена, в небольших местечках, где хозяйки лично вели хозяйство, обходясь без прислуг, это было обыкновенной ценой.

Так вот сия почтенная дама была жестокой противницей десятипроцентной системы и в течение долгого периода дней, мы тщательно разбирали все pro и contra. Она же знала, что отец меня неоднократно выручает деньгами и берет за это десять процентов. В конце концов, все споры и разговоры не могли уменьшить размеры процента, естественно понизившегося, когда на рынок пришло больше капитала.