Потерянные сокровища - Кирсти Мэннинг

Устоявшаяся неспешная академическая система предполагала проработку всех доступных источников — печатных изданий и архивных документов, сверку дат и детальное изучение экспонатов. Заставив себя проделать все это, Кейт так и не смогла обнаружить что-то новое. В историческом расследовании очень часто ключевую роль играла чертовка удача. Никто не хотел признавать этого, но формула «в нужное время в нужном месте», конечно же, работала и здесь. Но Кейт не давали покоя слова мадам Парсонс: …если вы присмотритесь внимательнее, то кольцо раскроется, оно само все расскажет о себе. Окажется, что белый цвет и черный наслаиваются друг на друга… ну, если хотите, проникают один в другой. С кольцом шамплеве следует позволить времени идти своим чередом…

Крупные планы кольца шамплеве, присланные Маркусом, появились на экране монитора, и Кейт принялась по очереди разворачивать их во весь экран, чтобы рассмотреть детальнее. Бархатные занавески на окнах были задернуты, а у ног дышал жаром электрообогреватель.

Бриллиант переливался независимо от ракурса съемки, углы его золотого обрамления были слегка неровные. Кое-где эмаль откололась или же стерлась — и в этих местах просматривалось что-то, похожее на глину. Кейт еще больше увеличила фотографию и увидела то, что пыталась объяснить мадам Парсонс. Белая эмаль казалась практически прозрачной, а черная словно просачивалась в нее. То, что в реальности выглядело совершенством, при увеличении оказывалось размытым и вовсе не идеальным.

Кейт улыбнулась, вспомнив слова Беллы, сказанные в галерее «Серпентайн». «Жизнь полна сюрпризов».

Так оно и было.

На мониторе всплыло уведомление — имейл от Маркуса. Кейт немедленно открыла письмо. После выставки в Нью-Йорке Маркус отправился прямиком в Колумбию, снимать местные прииски.

На присланных им фотографиях были запечатлены люди, толкающие тачки, груженные породой, другие разбирали камни черными, как уголь, руками, и все это на фоне горного склона, переходящего в долину, богатую пышной зеленью, по которой протекала река, убегающая за горизонт. Мужчины в болотных сапогах копали, стоя по колено в грязи. На последнем снимке было изображение вытянутой руки, держащей кусок породы, из которой проглядывали изумруды. И вдруг Кейт поняла. Среди всей этой грязи, тяжелого труда и мрака только эти зеленые маяки могли заставить сердце биться быстрее. В этом была настоящая магия. Неудивительно, что коренные колумбийцы годами скрывали свои изумруды от испанских конкистадоров. Они для них были священны.

Фотографии сопровождало письмо, явно написанное после нескольких порций пива:

Полюбуйся! Напоминает нашу командировку.

Только что поужинал — рис, бобы, рубленая курятина и чоризо — в компании Хесуса — моего сопровождающего. Позвони, как прочтешь это.

Кейт тут же набрала номер Маркуса.

— Привет! — бодро ответил он. — Я тут слегка подкорректировал свои планы. Ты сейчас у себя дома в Бостоне?

— Дома. Вернулась к сырным тостам и пасте, — ответила Кейт, сделав глоток шардоне.

— А я как раз мог бы навестить тебя в Бостоне на следующей неделе, если ты не против, конечно. На следующей неделе Бостонское фотографическое общество дает ежегодный обед, и я основной докладчик. Это состоится в среду. Через два дня я должен буду улететь в Сидней. Я обещал Джулии и Лив, что буду на выпускном вечере. Не могу поверить, что мой ребенок вот-вот закончит школу…

— Представляю себе… это странно, — заполнила паузу Кейт.

— Да, странно… Волнующе… Ну, и гордость еще… все вместе, — продолжил Маркус. — Я наделал столько ошибок, но Лив… — его голос дрогнул.

— Лив удивительная! Ты можешь по праву гордиться ею… и Джулия тоже, — поспешила заверить его Кейт, и у нее у самой подкатил ком к горлу.

— Спасибо, — поблагодарил Маркус уже твердым голосом. — Так как насчет следующей недели? Можно остановиться у тебя?

Кейт колебалась.

Она была не на шутку встревожена своими растущими чувствами к Маркусу. Он был больше чем просто приятное развлечение, и Кейт боялась, что это обернется новой душевной болью. Она сомневалась, что справится еще и с этим.

— Кейт? — послышался теперь уже потеплевший голос Маркуса.

Она глубоко вздохнула и смело ответила:

— Да, пожалуйста, приезжай. Я буду дома.

От мысли, что она скоро увидит его, прикоснется к нему, у нее поплыла голова.

— Замечательно!

Распрощавшись, Кейт вспомнила, что не поблагодарила Маркуса за присланные фотографии. Она еще больше увеличила масштаб изображения кольца с бриллиантом, открытом на дополнительном мониторе…

Разглядывая изображение, она вдруг ахнула. Ей померещилось или она действительно увидела на внутренней стороне кольца еле заметную выгравированную надпись?

Она не заметила этого в музее. И сотрудники тоже. Человеческий глаз не мог различить такое без помощи специальной лупы. Даже сейчас, при стократном увеличении, надпись выглядела как простая царапина. Она была настолько тонкая, что гравировщик должен был использовать резец с алмазным наконечником и мастерски орудовать крошечным молоточком, чтобы нанести ее на изогнутой поверхности вязкого золота.

Ломая язык, Кейт прочла вслух каждое слово громко и отчетливо. И они, отразившись эхом под потолком ее кабинета, обернулись фразой: «Я дарю тебе это с любовью, Аврелия».

И тут Кейт почувствовала, как слова в ее голове стали сливаться в предложения, одно за другим. Она накинулась на клавиатуру, печатая заключительную часть статьи для Джейн.

Пальцы Кейт порхали по клавиатуре, когда она описывала незабудки и анютины глазки, цитировала мадам Парсонс и углублялась в подробности, убеждая, какое мастерство и смелость нужно было иметь, чтобы создать золотое кольцо с черно-белой эмалевой инкрустацией таких миниатюрных размеров. Она восторгалась талантливыми лондонскими ювелирами семнадцатого столетия, сетовала на разрушительный след, который оставили война, чума и пожар, уничтожившие множество исторических документов и книг. Это были истории о великом горе, предательстве и смерти, которые снова и снова ставили Лондон и его горожан на колени.

Это кольцо с бриллиантом из Голконды пережило все беды и напасти.

Кейт допила остатки белого вина и отстучала последнее предложение.

Это кольцо было сделано для женщины по имени Аврелия, и без сомнений, она была любима.

Лондон, 1912 г.