Серые ублюдки - Джонатан Френч

Шакал стоял, остолбенев, наблюдая, как его двое любимых друзей с таким страшным рвением пытались стереть друг друга в порошок. Сила Овса была чудовищна. Мучаясь без воздуха в легких, он все еще пытался подняться. Блажка пресекала его попытки, и ее способность удерживать его казалась почти невероятной. Если бы Шакал не видел это своими глазами, ни за что бы не поверил, что такое возможно. Не в силах что-либо предпринять, он просто стоял и смотрел на этот кошмар.

Овсу почти удалось выпрямиться, и Блажка вся вывернулась, чтобы удержать над ним контроль. А потом резко отпустила и перекатилась на ноги. Прерывисто дыша, Овес сумел подняться на колени, но только и всего. Он откинулся назад, сел на корточки и пьяно зашатался. По его лицу казалось, будто он изучает далекий потолок топочной камеры.

Блажка прошлась перед ним, не сводя глаз. И вдруг подскочила и треснула его коленом в череп, чуть выше уха. При звуке удара у Шакала все сжалось внутри. Больнее, чем слышать это, было только видеть, как Блажка подхватила падающего Овса и мягко опустила его голову на землю.

Шакал стоял перед пнем.

Древки топоров, поддержавших его вызов, торчали вокруг него, и он чувствовал себя словно в объятиях трупа. За все долгие часы, проведенные Шакалом в комнате для голосований, он никогда не видел ее под таким углом. Гробоподобный стол был на расстоянии одного плевка, сужаясь к дверям. До стула вождя, будто в насмешку, был один-единственный шаг, но при этом она теперь казалась бесконечно недосягаемой.

Серые ублюдки стояли возле своих мест. Каждый старался выглядеть невозмутимым, но Шакал видел тонкую пелену эмоций, плясавшую на знакомым лицах. Скорбь. Стыд. Разочарование. Гнев. Жалость. Жалость была хуже всего, но по крайней мере Шакал не увидел радости. Никто не лыбился в предвкушении его конца. Даже Ваятель, который стоял у дальнего конца стола, спиной к двери, был мрачен. Он великодушно позволил Шакалу отложить этот момент до тех пор, пока не стало ясно, что Овес не умрет за ним вслед.

Уход за раненым привычным образом лег на Мелочника, но Шакал настоял, чтобы об Овсе позаботился еще и Штукарь. Они принесли трикрата в обитель вождя и закрылись с ним на несколько часов, и эти часы Шакал провел во дворе, не отходя ни на шаг от двери. К нему не приставили охраны. Его копыто знало, что он не обесчестит себя, сбежав. К тому же он слишком беспокоился об Овсе, чтобы покинуть крепость.

Ваятель несколько раз приходил и уходил, снова и снова огибая Шакала без единого слова. Блажки же не было видно. Шакала не отпускал страх, но он хотел, чтобы она появилась, пусть и боялся того, что мог увидеть, того, что мог сделать. Но она так и не пришла. Даже когда Мелочник выглянул сказать Шакалу, что Овес выздоровеет, и отправился сообщить об этом остальным членам копыта. Она так и не пришла. Зато сейчас стояла в комнате и вместе с остальными Ублюдками ждала казни одного из своих братьев.

Шакал пристально смотрел на нее, отчаянно желая получить ответ, прежде чем его взор померкнет навсегда. Но ее распухшее, покрытое синяками лицо не выказывало ничего, кроме волнения, будто ей хотелось поскорее покончить с тем, что им предстояло. Но Шакал ее нетерпения не разделял.

Он не хотел умирать. Во всяком случае, таким образом. Ему хотелось ощутить вес тальвара в руке и вступить в бой с находившимися в комнате, попытаться зарубить Блажку, Ваятеля и всех, кто встанет у него на пути. В глубине души он надеялся, что они все встанут на пути, даже Гвоздь и Мед, которые пытались ему помочь.

Испытывал бы он столь безрассудную ненависть, будь в комнате Овес? Неужели его жажда жизни сделала бы врагом и того, кто отдал в его борьбе за власть больше, чем кто-либо? Шакал надеялся, что нет, и был благодарен, что никогда не узнает ответ. Овес лежал без сознания, и раны помешали ему появиться здесь. Шакал был рад, что его друг этого не увидит. Присутствие его бородатого лица, без сомнения, принесло бы некоторое утешение, но слишком эгоистичное. По правде говоря, Шакал не хотел видеть перед смертью ни одно из этих лиц. Он предпочел бы залитые солнцем просторы Уделья.

Но он твердо стоял в этой темной, безжалостной комнате и ждал.

Когда Ваятель двинулся к нему, тело Шакала пронзила ледяная боль. Вот что он увидит последним в своей жизни. Сгорбленного больного старика, которого не смог победить. Удручающе.

Вождь обошел стол и втиснулся между Шакалом и спинкой своего стула, который сумел отстоять. Затем наклонился вперед и протянул руку, чтобы ухватиться за топор Шакала, застрявший чуть выше его левого плеча. С такого близкого расстояния был слышен исходящий от Ваятеля запах застарелого пота, влажных повязок и засохшего гноя. Шакал сморщил нос от вони. Спрятанные за скособоченной маской из повязок, слезящиеся глаза вождя ползали по лицу Шакала. Даже со скрюченной спиной, больной полукровка был одного с Шакалом роста. В лучшие свои годы он наверняка был настоящим чудовищем. Он долго стоял, держа руку на топоре, но не вынимая его из пня. Когда же он заговорил, его голос прозвучал совсем тихо – эти слова предназначались только для того, кого он собирался убить.

– У тебя всегда было до черта честолюбия, малец. Ты никогда не знал своего места.

– Я на том месте, где вы хотели, чтоб я оказался, – ответил Шакал.

Ваятель усмехнулся.

– Ты все еще думаешь, что всегда прав. До самого конца.

– Кое в чем я явно ошибался. – Кое в ком.

– Я почти жалею, что ты не смог победить. Я бы сел сложа руки и смотрел, как ты ломаешься под тяжестью этой ноши. Тяжестью знания о том, что у тебя нет всех ответов.

– Мы с Овсом как-нибудь бы разобрались. Мы нашли бы ответы.

Ваятель слегка расслабился.

– Ну теперь мы уже этого не узнаем.

– Не карайте его, – произнес Шакал так, чтобы это прозвучало не мольбой – но просьбой.

– Шакал, – заверил вождь, – когда тебя не станет, Овес преуспеет в этом копыте.

И тогда Шакал увидел то, что упускал годами. Это стало очевидно только теперь, когда его соперник стоял так близко. Даже запятнанные льняные повязки не могли скрыть надежды, которую Шакал прочел на лице Ваятеля.

– Вы хотите, чтобы он встал во главе после вас, – понял он.

– Тяжаки уважают силу, – сказал Ваятель. – С трикровным во главе стола мы дали бы понять, что она у нас есть. Ты достаточно умен, Шакал, и женщины хотят тебя, но наши враги не шлюхи и не няньки. Они орки. Ты не тот предводитель, который нужен Серым ублюдкам. Ты никогда им не был… и никогда не станешь.

Терпение Шакала истощила бессильная ярость, и он наклонился к лицу вождя.

– Так вытаскивай уже, на хрен, топор и избавься от меня!

Ваятель тоже качнулся к нему, так что носа Шакала коснулись его отвратительные повязки. Вождь повысил голос, и теперь его могли слышать все в комнате.

– Я вытащу этот топор, и ты будешь мертв, малец. Не тешь себя тщетной надеждой, что мое покрытое гнойниками тело не в состоянии отправить тебя ко всем чертям. Я похороню этот топор в твоем сердце, если это твой выбор! – Ваятель выдержал паузу.