Седьмое небо - Луанна Райс

— Я тоже, — вздохнула она. — Папа, а как же Джордж и тетя Бесс? Как они будут жить без Майка?

Отец не мог ей лгать. Он попытался улыбнуться, но не получилось.

— Им будет трудно, — сказал Уилл. — Ты знаешь, что значит скучать по кому-то.

— По Фредди, — сказала Снежинка. — И по тебе, когда ты уезжаешь надолго.

— Да, — кивнул отец.

— А было здорово снова увидеть океан, правда, папа? — спросила она. Она никогда не говорила ему, как ей было больно, когда он оставил морскую авиацию, престал ходить на яхте и перевез семью с острова в Форт-Кромвель.

— Это было чудесно.

— Я тоже так считаю. — Снежинка замолчала, думая про себя, как было бы чудесно никуда не уезжать с острова. Возвращение в Форт-Кромвель означало очередную разлуку с отцом и жизнь с Джулианом. Правда, она видит отца, когда хочет, но разве это так, как сейчас? Она бы хотела просыпаться и знать, что он внизу, в холле. От этой мысли у нее защемило сердце. Она часто об этом думала и даже хотела поговорить с доктором Дарроу, но так и не решилась.

— О чем задумалась? — спросил Уилл.

— Я думаю, почему дом Джулиана такой… такой… холодный. — Она с трудом подбирала слова, которые могли бы точно выразить ее мысли. — Там всегда не хватает тепла.

— Надевай лишнюю пару носков, — улыбнулся отец. — Ты еще не износила все носки Фреда?

Снежинка рассмеялась. Все, но только не ее отец, думали, что она малость сдвинулась. Потому что нормальная девчонка не станет носить носки погибшего брата. Это была одна из главных причин, из-за которой ее посылали к доктору Дарроу, и эта же причина вселяла в нее чудесную мысль: Майк летит вместе с ними, и он понимает все.

— Не бойся, — заверила она. — Носки Фреда никогда не износятся.

— Ты очень хорошо штопаешь для своего возраста, — улыбнулся отец.

— Мама думает, что носить носки Фредди по меньшей мере странно. Она считает, что меня опять надо отправить к доктору Дарроу.

— Я знаю, — вздохнул Уилл. По безнадежности, с которой он произнес эти слова, Снежинка поняла, что хотя он и не согласен с ее матерью, но тут он бессилен.

— Майк тоже ходил к нему, папа. Разве Майк сумасшедший?

— Нет, Снежинка. И я считаю, что ты тоже вполне нормальная.

— Папа, — сказала девочка запинаясь, — что, если мы начнем забывать Фреда? Однажды я проснусь и даже не вспомню о нем, пока не сяду завтракать. Это ужасно! Я привыкла думать о нем каждую минуту.

— Мы никогда не забудем Фреда, — сказал отец. — Я обещаю, Снежинка.

Она кивнула.

— Пойдем, — сказал Уилл и подошел к дочери.

Хотя она не была ребенком, чтобы держаться за отца, особенно в доме парня, который, как она надеялась, когда-нибудь станет ее бойфрендом, Снежинка ухватилась за руку Уилла, и они вместе спустились по лестнице.

Сара вошла в комнату, где провел ночь Уилл. Он уже был внизу, загружал джип, так что она была одна. Она прошла прямо к комоду, чтобы еще раз взглянуть на фотографию матери. Ее знобило. Озноб пробегал по спине, всем нутром она ощущала жар, руки дрожали от волнения.

Она взяла фотографию матери. Хотя у нее дома в Форт-Кромвеле было несколько ее фотографий, почему-то этот свадебный снимок был особенно дорог Саре. В нем было нечто такое, что рождало чувство ее близости с Роуз Толбот. Может, потому, что мать умерла в этой комнате и эта самая фотография стояла тогда на комоде?

— Мама! — произнесла Сара вслух. Неужели она ожидала услышать ответ? Она знала, это безумие, но что-то определенно витало в воздухе. Более того, никого не было рядом, но Сара чувствовала, что в комнате она не одна.

Сидя на краю постели, она огляделась. Ее мать провела в этой комнате свои последние часы. Вещи, что видела сейчас Сара, были тогда перед ее глазами: выцветшие обои, комод красного дерева, картины на стенах, белые шторы на окнах. Лежа здесь, Роуз могла приподнять голову и взглянуть на открывающееся из окна море…

Она была такой слабой. Сара помнила, как она приходила посидеть с матерью и всякий раз боялась, не зная, что ее ждет на этот раз. Запах лекарств пропитал все вокруг, он был такой сильный, что даже несведущие люди сразу понимали, в чем дело. Сара помнила, как была счастлива мать, когда Сара умывала ее. Она была такой чистюлей.

Часто ли она делала это? Один раз в день? Нет, чаще, это же такая мелочь, и она делала это несколько раз в день. Она наливала в таз теплой воды, брала маленькую губку и кусочек любимого мыла Роуз. Мать улыбалась, и сейчас, оглядываясь на те годы, Сара понимала, что мать скорее радовалась тому, что дочь сидит на ее постели, нежели тому, что она ее умывает. Господи, думала она, качая головой, почему она не могла делать это чаще?

— Прости, мамочка.

Поднявшись, она подошла к окну и прислонилась к узкому подоконнику, наблюдая, как раннее солнце пробивается сквозь кроны сосен, бросая оранжевый свет на снег и скалы. День благодарения прошел. Через несколько недель наступит Рождество, любимый праздник матери, и Сара вспомнила еще кое-что.

Во время последнего Рождества мать была слишком слаба, чтобы надолго покидать постель, и часто оставалась одна в своей комнате. Сара завела с отцом разговор о елке. Совершенно подавленный, полный дурных предчувствий, он возражал, говорил, что это будет некстати. К чему елка, говорил Джордж, Роуз все равно не сможет спуститься вниз в гостиную и не увидит ее. Так что в этом году елки не будет. В каком-то смысле Сара с ним соглашалась. Ее мать умирает. Не до праздника!

И все же она хотела, чтобы мать увидела елку. Она вспомнила их обычные рождественские планы и приготовления. Целый день она трудилась в сарае, готовя все необходимое. Она соорудила подсвечники из формочек для кексов, фольги и электрических зажимов. Потом вышла во двор, расчистила снег, проложила тропинку к маленькой голубой ели. Великолепное рождественское деревце росло на краю леса.

В ту ночь, как только стемнело, Сара вошла в комнату матери. Та лежала на постели, ей было очень худо, но она была счастлива приходу дочери. Сара помогла ей подняться, осторожно поторапливая ее, потому что времени оставалось в обрез. Она принесла матери халат, помогла ей надеть шлепанцы. Поставив у окна стул, она помогла матери до него дойти. Господи, всего каких-то десять шагов, но казалось, их сотни.

Сара помнила, как ахнула мать. Она стояла в изумлении, прижав руки ко рту. Сара расставила свечи на снегу, на ветвях ели. Тропинка от заднего крыльца до рождественского дерева сверкала, и сама елка переливалась разноцветными огоньками. Сара завязала красный бант на макушке ели, но было слишком темно, и, к сожалению, его не было видно. Она стояла радом с матерью, они держались за руки и молчали, пока все свечи не догорели.

— Это было наше с тобой Рождество, мама, — сказала она, стоя у окна и вспоминая. Мать научила ее многому. Праздники очень важны, говорила она, ты не можешь не обращать на них внимания. Не важно, какое у тебя настроение, не важно как ты себя чувствуешь, ты должна отметить праздник вместе со своими родными, с людьми, которых ты любишь. Потому что тебе не дано знать, но придет день, когда у тебя не останется ничего, кроме воспоминаний.