Битвы по средам - Гэри Шмидт

— Там заболочено, — говорит миссис Бейкер.

— Будет здорово! — восклицает Данни.

— Там комары, — говорит миссис Бейкер.

— Комарики — это ерунда! — восклицает Мирил.

— На камнях жёстко спать, — говорит миссис Бейкер.

— Да мы и не будем много спать! — восклицаю я.

— Утром выпадает роса, — говорит миссис Бейкер.

— Умоемся! — восклицает Дуг Свитек.

— Рюкзаки и палатки тяжёлые, — говорит миссис Бейкер.

— Рюкзаки дотащим! — восклицает Данни.

— А палатки не возьмём, и на земле спать можно, — добавляю я.

— Теперь вернёмся к сложноподчинённым предложениям, — требует миссис Бейкер.

Вы спросите: зачем ей это надо? Зачем идти с классом в поход, если там болото, комары, камни и роса? Дело в том, что с тех пор, как она начала работать в нашей школе, она каждый год в июне ходит со своим седьмым классом в поход. Раньше с ними всегда ходил лейтенант Бейкер. Видимо, походы любит он, а его присутствие примиряло миссис Бейкер и с болотом, и с комарами, и с камнями, и с росой. Думаю, в этом году она решила не изменять традиции — ведь будь её муж дома, наверняка пошёл бы с нами. Она очень хочет, чтобы он уже поскорее был здесь. Как обещал — к клубничному сезону.

Поэтому миссис Бейкер, хотя терпеть не может походы, собралась вести нас в поход.

А ещё она всё время улыбается. Просто непрерывно. Хотя терпеть не может походы. Хотя возмущается и делает квадратные глаза. Хотя сердится и скрещивает на груди руки. Хотя ворчит, что мистер Вендлери плохо вытер разлившийся в раздевалке сидр и подошвы липнут к полу.

Она просто не может не улыбаться, ведь лейтенант Бейкер скоро вернётся домой.

Эта история обошла все газеты. Даже Уолтер Кронкайт в вечерней программе рассказывал о чудесном спасении лейтенанта Бейкера. О том, как сбили его вертолёт. Как он успел выпрыгнуть, прежде чем вертолёт ударился о землю и развалился. Как ему задело ногу пропеллером. Как он прятался в джунглях в окрестностях Кхесани и промывал рану, чтобы не загноилась. Как съедал в день по одной шоколадке из неприкосновенного запаса. Как пытался идти вдоль реки. Как больше идти не смог. Как его нашла местная женщина, у которой погибли на войне двое сыновей. Как она отвела его к себе домой, потому что не хотела, чтобы погиб ещё чей-то сын. Как она прятала его три месяца… а потом прилетел американский вертолёт, и лейтенанту Бейкеру удалось подать сигнал. Как его подняли на борт — втянули по верёвочной лестнице.

Чудесное спасение лейтенанта Бейкера — так сказал Уолтер Кронкайт.

Чудо. Такое же чудо Просперо устроил в «Буре» для короля: отдёрнул занавес, а там принц Фердинанд, его сын, утонувший и оплаканный, преспокойно играет с Мирандой в шахматы. Такое же чудо, как телефонный звонок среди ночи — от сестры, которая больше не хочет искать себя, а хочет найти тебя.

Миссис Бейкер улыбается, потому что радуется чуду.

Поход назначен на вторую неделю июня, на четверг и пятницу. А до этого надо учиться-учиться-учиться — не поднимая головы, не покладая рук, до упаду. Миссис Бейкер пообещала, что пот с нас будет лить в три ручья, что она спустит с нас три шкуры и мы будем на коленях молить о пощаде.

Впрочем, эти угрозы нас не пугают, потому что стращать-то она стращает, но при этом всё время улыбается. Занимаемся мы, конечно, усердно: рисуем схемы предложений, читаем рассказы Джона Стейнбека, разбираем образование и написание прилагательных и наречий латинского происхождения, учим формы неправильных глаголов, снова читаем рассказы Джона Стейнбека — сколько же он их насочинял! — и пишем эссе про любые три стихотворения, сочинённые до тысяча девятисотого года. Миссис Бейкер полагает, что к двадцатому веку достойная обсуждения поэзия иссякла.

Теперь втисните всё перечисленное в две недели. И это — не считая докладов, которых требовал от нас мистер Петрелли на тему «Освоение Запада и я». И не считая экзамена по математике, который устроил мистер Шамович.

И не считая пьесы Шекспира «Много шума из ничего», которая вообще ни в какие ворота не лезет. Хотя бы потому, что автор назвал её комедией. А смешного там, поверьте, ничего нет.

— Шекспир и не рассчитывал, что мы будем всё время смеяться, — сказала миссис Бейкер. — С чего ты взял, будто комедия непременно должна быть смешной?

— Конечно должна! А для чего ещё пишут комедии? Чтобы зрители хохотали до упаду. Разве нет?

— Нет, Холлинг. Их пишут совсем не для этого. — И она снова улыбнулась.

Уж не знаю, для чего Шекспир написал «Много шума», но шум этот даже не забавный. Ну разве пара строк тут, пара там. Всё остальное довольно мрачненько. И придурков в этой комедии хватает. Например, Клаудио с Геро даже до Ромео с Джульеттой не дотягивают, а те, как вы помните, большим умом не отличались. Кстати, вы заметили, что Шекспир не мастак придумывать имена? Так вот, этот Клаудио и эта Геро то влюбились, то разлюбились, то она притворяется, будто помирает, — тоже, кстати, знакомый поворот, верно? Неужели Шекспир не мог что-нибудь новенькое в сюжет ввернуть? Она, значит, померла, Клаудио сохнет и чахнет на её могиле, потом она оживает, и они снова любят друг друга. Конец.

Сюжетец — просто зашибись.

Не надо быть Шекспиром, чтобы понимать, что в реальной жизни всё не так. В жизни люди разлюбляют друг друга постепенно, не вдруг. Перестают друг на друга смотреть. Перестают разговаривать. Перестают варить на ужин бобы. После программы Уолтера Кронкайта один едет кататься на «форде-мустанге», а другая поднимается в спальню. И дома всё время тихо. А поздно вечером из-под дверей спальни просачиваются звуки печали. Просачиваются и на цыпочках гуляют по дому.

Так случается в реальной жизни.

Потому что жизнь — не сахар. Иногда человек в реальной жизни, как… Гамлет. Слегка напуганный. Неуверенный в себе. Немного сердитый. Человек мечтает изменить то, что на самом деле изменить не в силах. Тогда он начинает мечтать, чтобы оно как-то само собой изменилось. Но это вообще глупость. Само ничего не делается, никогда.

А иногда реальная жизнь прямо-таки стелется под ноги, и человек во всём уверен, как… Бобби Кеннеди. Завтра он, кандидат от демократов, победит на выборах, послезавтра станет президентом Соединённых Штатов, послепослезавтра остановит войну. И тут в него стреляют в упор.

Сестра заперлась у себя в комнате, поставила пластинку группы «Битлз» с песней «Элинор Ригби» и стала крутить её снова и снова, снова и снова, совсем тихонько, так что я, стоя под дверью, едва разбирал слова.

Послушав песню раз пятьдесят, я постучал.

— Хизер?

Она не ответила. «Битлы» запели снова.

Я опять постучал. Сестра увеличила громкость. «Битлы» пели про одиноких людей. «Битлы» не понимали, почему одиноких так много и откуда они все взялись. Странно. Я понимал.