Корона для Миледи - Патриция Брейсвелл

Отвернувшись от пустого трона, он стал протискиваться сквозь толпу в зале, а Экберт с Эдмундом пошли за ним следом.

— Что ты собираешься делать? — поинтересовался Экберт.

— Теперь, когда король унизил меня перед всем своим двором? — ответил он вопросом. — Собираюсь уехать, конечно же. Какой у меня еще есть выбор?

Экберт быстро обогнал Этельстана, встав на его пути.

— Ты не можешь покинуть двор без его разрешения! — возразил он.

— А вот и поглядим, — сказал Этельстан, оттолкнув брата в сторону.

— Ты ведь не собираешься сжечь флот датчан в одиночку.

Это сказал Эдмунд. Этельстан хохотнул.

— Без указа с печатью короля я не властен мобилизовать флот. Нет, кораблям Свена я не представляю угрозы. Я буду ждать вестей о катастрофе в своем поместье в Нортоне.

Его землевладения находились в полудне пути от Эксетера, и если, упаси Бог, датские войска обрушат удар именно туда, он хотя бы сможет увезти Эмму подальше от опасности.

Вдруг его путь снова преградил брат, на этот раз Эдмунд.

— Держись от нее подальше, — сказал он тихим голосом.

Лицо его стало предостерегающе грозным.

— Она не стоит того, чтобы ты из-за нее рисковал собой.

Не было нужды спрашивать, кого он имел в виду. Эдмунд презирал Эмму, и, если бы с ней что-нибудь случилось, он скорее радовался бы, чем скорбел.

В это мгновение Этельстан ощутил, что те слабые оковы, которые сдерживали его ярость — на отца, на датчан, даже на самого Бога, — пали. Он рванулся к горлу Эдмунда, но его руки тут же кто-то схватил сзади.

— Прекрати! — прошипел ему на ухо Экберт. — Мы на твоей стороне, глупец. Ты рискуешь потерей собственности и титулов, если уедешь.

— Если датчане нападут, — возразил Этельстан, стряхивая с себя руки брата, — у короля возникнут значительно более серьезные неприятности, чем сын, пожелавший противостоять врагам вопреки его воле.

Этельстан быстрым шагом покинул своих братьев. Он и так уже потратил драгоценное время, пытаясь убедить отца нанести Вилобородому упреждающий удар. До Иванова дня оставалось меньше недели, и датский флот уже, возможно, готовится пересечь Ла-Манш, поэтому больше времени терять нельзя. До Эксетера он мог добраться за пять дней, если вовсю гнать лошадей. Ощущение нависшей над ними беды было как никогда прежде сильным. Что бы в итоге ни произошло, он должен быть в это время рядом с Эммой или умереть, пытаясь к ней прорваться.

Миддлтон, графство Дорсет

В воскресный день Эмма стояла на коленях перед маленьким алтарем в церкви Святой Екатерины, что возвышалась на холме близ монастыря в Миддлтоне. Служба окончилась, но она задержалась, чтобы еще немного помолиться в одиночестве в торжественной тишине храма. Золотистый утренний свет сочился сквозь толстое желтое стекло окошка позади алтаря, воздух был насыщен густым сладким ароматом ладана, на время отогнавшим запах сырости, въевшийся в выбеленные стены и устланный тростником земляной пол.

Окончив молитву, Эмма поднялась на ноги и обнаружила, что в церкви кроме нее также остался элдормен Эльфрик. Он встал подле нее и поклонился ей со степенной учтивостью.

— Миледи, — промолвил он тихо, — могу ли я с вами поговорить?

— Что случилось, милорд? — спросила она, усаживаясь на одну из скамей, расставленных под стенами. Она подала знак Уаймарк, ожидавшей у дверей, и вскоре они с Эльфриком остались одни в тишине храма.

— Присаживайтесь, прошу вас, — обратилась она к старцу.

Он опустился на скамью рядом с ней с челом еще более иссеченным морщинами, чем обычно. Высокий и сухопарый, этот седовласый старик напоминал Эмме ее собственного отца. Его лицо становилось таким же дружелюбным, когда он обращал на нее свой взгляд, а на губах играла добродушная улыбка. Ее воспоминания из детства об отце так тесно связались с этим человеком, что она уже не могла не питать к нему дочернего почтения.

Глядя на нее с серьезной важностью, он сцепил ладони, положив их на складки своего коричневого плаща.

— Вы знаете моего негодного сына, миледи? — начал он.

— Вашего сына? — переспросила она удивленно. — Нет, милорд, лишь то, что вы мне рассказывали в Уэруэлле… что вы лишились его вскоре после смерти матери Хильды.

— Да, лишился его, — сказал он, кивая. — Так оно и есть. Но это не вся правда.

Эмму это не удивило. Ей часто приходилось довольствоваться полуправдой при дворе короля. Однако она ничего не сказала, продолжая внимательно смотреть на старика, опустившего взгляд на свои сильные жилистые руки, покоящиеся на коленях.

— Сына я лишился, хотя он и не умер, — сказал он, снова глядя на Эмму.

Затем он поведал ей печальную историю о своем своенравном сыне, который после смерти молодой жены, оставив малолетнюю дочь на попечение своих родителей, исчез в неизвестном направлении, невзирая на протесты отца.

— Мы думал, что он тоже умер, возможно, вместе со многими другими пал в бою с датчанами при Молдоне в девятьсот девяносто первом году. Потом, через год после Молдона, когда Свен Вилобородый напал на Кент, король призвал ополчение, чтобы противостоять захватчикам, и я должен был вести флотилию, чтобы отрезать датчанам пути отступления после сражения.

Он замолчал и потер ладонью лоб, как будто почувствовав боль от нахлынувших воспоминаний.

— Вечером накануне того дня, когда мы должны были устроить засаду, пока неприятель стоял лагерем на берегу Темзы, в мою палатку явился мой сын, живой и невредимый. Для меня это было подобно воскрешению Лазаря из мертвых, так как я считал Эльфгара погребенным в топях Молдона. До сего дня я так и не знаю, что из рассказанного им мне в ту ночь — о том, как его захватили в плен викинги, и о том, как он неоднократно пытался бежать, — правда, а что ложь. Я не заковал его в цепи, поскольку тогда еще не знал, что он переметнулся на службу к Вилобородому.

Он взглянул на нее, и глаза его были полны скорби.

— Говорят, король датчан обладает даром порабощать людские сердца. Думаю, так оно и есть.

Эмма вспомнила властный оценивающий взгляд Свена Вилобородого, который он в нее когда-то вперил. Она не могла бы сказать, как он воздействует на его прислужников. В нее он вселил один лишь страх.

Эльфрик продолжил свой рассказ.

— Потом мой сын вновь исчез в ночи, и, хотя я с отрядом отправился по его следу, к рассвету он уже оповестил врага о наших намерениях, и вражеский флот ускользнул. Нам удалось поджечь лишь один корабль-дракон. Весь экипаж был истреблен, кроме одного человека. Предателя, Эльфгара. Моего сына.

Сглотнув, Эмма заставила себя задать вопрос, хоть и боялась ответа, который могла услышать.

— Какая кара его постигла?