Незримая паутина - Фридрих Незнанский

У метро Денис купил букет роз — на все деньги, что были в кармане, исключая заветную сотню баксов.

В салон он попал, можно сказать, крадучись, с заднего крыльца, предварительно, как договаривались, позвонив по сотовому с улицы.

И почти сразу ему навстречу вышли две привлекательные девушки: глазки, губки, прически, колготки, ноготки — все при них.

— Это вы к Вере? — спросила одна из них, худощавая, похожая на подростка, если бы не толстый слой пудры, под которым угадывались ранние морщины.

Девушки разглядывали его с любопытством, как редкую декоративную собачку, которую собирались приобрести.

Он поднимался с девицами в одной кабине лифта, чувствуя, как у него начинает кружиться голова от смешанного запаха их духов.

Верку он едва узнал. Очень уж сексуально она выглядела на этот раз — полулежа на шикарной софе в практически прозрачном одеянии, с ясно угадываемыми плавными формами длинного тела. Это была уже не прежняя шалава, ошивающаяся возле вокзала. Кроме того, ей весьма на пользу пошла смена цвета волос, а также то, что синяк под глазом стал почти незаметным. Растут кадры, ничего не скажешь.

Кроме огромной софы в ее будуаре находились небольшой туалетный столик, шифоньер, две тумбочки, на одной из которых стоял маленький, почти беззвучно работающий телевизор.

Верка щурилась, припоминая, где могла видеть этого клиента. И уже приоткрыла было рот, чтобы известить его о том, что вспомнила, но тут Денис затворил дверь и галантно опустился перед ней на одно колено, чтобы вручить цветы.

— Я вас помню! Вы были в отделении, когда дежурил Толя Абросимов? — полуутвердительно сказала она. — И звонили оттуда, верно?

— Да, — честно признался Денис.

— И с тех пор везде искали меня? — мечтательно спросила она, чуть зажмурив глаза.

Ну и дура же ты, ангел мой, вспомнил Денис не к месту начало одного из писем Пушкина к жене Наталье Николаевне.

— Искал, — подтвердил он. — И жаждал нашей встречи.

— Мне нравится, когда мужчина упорно добивается своего, — благосклонно кивнула Верка. — Ну, иди сюда поближе, — позвала она, понизив голос и отодвинув выпуклое бедро, чтобы освободить для «влюбленного» место рядом с собой. — Деньги принес?

— Да, — ответил Денис, не трогаясь с места и придав себе смущенный вид. — Принес.

— На час, на два? В долларах или по курсу? Ну иди, сядь, что ж ты такой стеснительный!

Сделав по направлению к ней шаг, он вдруг запнулся, уставившись на экран телевизора.

— Сделай погромче, — попросил он.

— Ты пришел сюда телевизор смотреть? — не то рассердилась, не то расстроилась Верка.

«Тело банкира Петра Костырева, члена правления банка Коминвест, было найдено в его собственной машине в двухстах метрах от Каширского шоссе, по которому он предположительно ехал сегодня утром на работу, — сообщил диктор. — После покушения машина и находящийся в ней труп были сожжены. Милиция насчитала на теле убитого три пулевых отверстия. Водитель банкира тоже убит».

Началось, подумал Денис, машинально садясь рядом с Веркой. А все потому, что в деле Абрамяна почти нет сдвигов.

— Очень неприятно, правда? — сказала она. — А ты ничего… Ты что, меня совсем не слушаешь?

— Слушаю, и очень внимательно, — ответил он. — Расскажи мне, что ты знаешь о своем постоянном клиенте, капитане милиции Абросимове. Главное, где его найти. Лучше поговорим здесь и сейчас, а не в прокуратуре, куда вызывают повесткой. И очень не советую втирать очки.

— Мент поганый, — зло сощурилась она и запахнула халатик, отодвинувшись от Дениса. — Только бабки вперед. Понял?

Соломин вместе с другими депутатами смотрел в буфете Думы те самые последние новости, в которых показывали мертвое тело банкира Костырева.

— Изверги, — вздохнула стоявшая рядом женщина из обслуживающего персонала. — И все из того же банка, представляете? Сначала Абрамяна, теперь этого…

— Вы знаете этот банк? — отозвался Соломин.

— Там мой вклад лежит. Что ж теперь будет?

— Сами видите, что творится, — пожал плечами Павел Семенович.

— Говорили, в Москве это единственный банк без бандитской «крыши». Мафии там якобы никакой. Вот теперь и за него взялись…

— Сволочи! — искренне согласился Соломин и отошел к стойке.

Взяв чашечку кофе, он сел за отдельный столик. Теперь наверняка перенесут торги «Алтайского редкозема». Кому это нужно? Тому, кто до этого убрал Абрамяна? А раз тогда торги не перенесли, решили наверняка посадить во главе Коминвестбанка своего человека… Кто? Известно кто.

Вечером у себя в номере он включил запись переговоров на стрелке, доставленную Ефимом. Выходило, что Костырева убили Бурда и Потап, больше некому. А кто еще мог устроить эту мясорубку? Они нарушили соглашение. Мол, раз Костырев контачит с Урюком, тем хуже для Костырева. И решили, что теперь Смушкевич будет смотреть им в рот, а самого Бурду введет в правление банка… Нет, эти придурки все могут испортить. На членов правления это еще может произвести впечатление, на грамотного следователя — нет.

С другой стороны, собрание акционеров Коминвестбанка назначено на завтра, на одиннадцать утра. И Смушкевич в новых обстоятельствах получит почти все голоса. Что это означает для нас? Вроде Смушкевич свой человек, вместе пили, ходили к одним бабам. Одно время Смушкевич умолял познакомить его с Полиной и очень потом благодарил. Но все равно это ничего не значит. Непонятно, как он себя поведет в новом качестве… Он сейчас на коне, в центре внимания, в ореоле мученической смерти предшественников, потенциальная мишень для убийц. Поговорить сейчас обо всем этом с Урюком? А что это даст? Урюк теперь в полном отпаде. Или уже что-то предпринял? Хотя что он успеет в этой ситуации, когда Бурда его крупно подставил? И потом, Урюк идет на губернаторские выборы и полагает, что в случае успеха «Редкозем» так или иначе окажется в его кармане.

Но и со стороны Бурды это не так уж глупо — спутать всем карты. Да еще столь впечатляющим образом. Причем перед самыми выборами председателя правления банка и предстоящими торгами, которые теперь наверняка могут отложить. Эту картинку трупа очередного банкира теперь будут крутить по всем каналам как рекламный ролик группировки Бурды.

Они, Бурда и Потап, хотят оставить все как было. То есть вернуть «Редкозем» под свой полный контроль. Не нужны им никакие торги! Для этого и выводят на улицы голодных работяг, месяцами не получающих зарплаты и готовых захватить завод.

Впрочем, хватит рассуждать за чужого дядю, пора бы подумать о себе, любимом, и своих интересах. Нужно что-то немедленно предпринять. И сначала хорошо бы узнать, чем там занимается сейчас Смушкевич, а заодно и проверить его настроение.

Соломин набрал номер приемной банка.