Рыцарский долг - Александр Трубников

– Чираг-санг, фитильный камень, – прошептал мастер Григ, проводя рукой по сероватой шершавой поверхности. – Говорят, что это шерсть горной саламандры, которую она теряет, ползая по горам. Местные жители собирают среди скал по волоску, а потом скручивают в нить или сбивают, словно войлок. Фитиль, скрученный из этих волокон, может служить вечно. Скатерть, сотканная из них, не боится огня. Воистину, не нужно никак украшать саркофаг из чираг-санга – его ценят на вес жемчуга.

– Мой отец всегда был очень предусмотрительным и прислушивался к словам мудрецов, – кивнул в ответ Толуй. – Такой саркофаг совсем не боится огня, а на бумаге, сделанной из чираг-санга, – он указал в сторону сундучков, – в последние годы жизни великого хана велись все его личные записи.

Все вместе они подняли саркофаг на плечи. Только теперь Жак понял, почему монголы смогли его столь быстро и незаметно перевозить в легкой кочевнической кибитке, – камень чираг-санг оказался легким, как дерево. В несколько приемов, обдирая ладони и ломая ногти, они занесли саркофаг в выбранную пещеру, чуть передохнули и принялись поднимать наверх монгольские сокровища. Набитые золотом увесистые сундучки имели по бокам медные ручки, и их удобно было переносить вдвоем. Присутствующие разбились на пары. Один лишь Недобитый Скальд, что-то бурча себе под нос и гордо поглядывая на остальных, переносил груз в одиночку без видимых усилий. Когда работа была, наконец, закончена, луна уже зашла за скалы, и все едва держались на ногах от усталости. Позвав де Барна, который охранял проход, они все собрались в пещере и, держа в руках факелы, сгрудились вокруг саркофага.

– Помогите его открыть, – попросил Толуй.

Он, Жак, Сен-Жермен и де Барн, передав факелы стоящим рядом, взялись за углы, подняли хорошо притертую крышку и осторожно уложили ее на каменный пол. Толуй поднял серую грубую ткань, укрывавшую тело вместо савана. Жак вздрогнул. В глубине души он знал, что увидит именно это, но все же, как оказалось, был не до конца готов к тому, что все грезы и видения, что приходили к нему в последние дни, окажутся явью. Если с самого дня ранения на берегу Тигра у него были еще какие-то сомнения, кем на самом деле является старик, ожидающий за каменной Стеной, то теперь их больше не оставалось. Морщинистое лицо очень старого человека, с небольшой бородкой и редкими волосами, одетого в доспех простого монгольского нукера, вне всякого сомнения, было именно тем самым лицом. Самым поразительным было то, что перед ними была не полуразложившаяся мумия, а человек, будто умерший только вчера. Грозный полководец, повелитель мира, при упоминании одного лишь имени которого трепетала вселенная, словно уснул безмятежным сном ребенка. Кончики губ Чингисхана были чуть растянуты, и в дрожащем свете факелов, что отбрасывали на лицо покойного скачущие тени, казалось, что старик улыбается во сне.

Толуй медленно опустился на колени, осенил себя крестным знамением и начал тихо, вполголоса молиться.

– Среди нас нет священника, и мы не можем отслужить всенощную службу, – прошептал Сен-Жермен. – Давайте же последуем примеру хана и просто помолимся за упокой души великого воина, мудрого правителя и первого христианского императора Востока.

Посланники, укрепив факелы в трещинах на стенах, преклонили колени и начали читать «Отче наш…». Завершив молитву, они снова закрыли саркофаг.

– Почти два года прошло с тех пор, как душа твоего отца отправилась на небо, – произнес, обращаясь к Толую, приор, – а его бренная плоть совсем не подвержена тлетворному воздействию смерти. Придет время, и его, как христианского подвижника, чья плоть нетленна, должно быть, причислят к лику святых.

– Дело здесь не в Божьем промысле, – ответил монгольский хан, – а скорее в предусмотрительности самого отца и древних секретах шаманов одного из завоеванных нами тибетских племен. После падения с коня он, предчувствуя надвигающуюся смерть, приказал подготовить все, что необходимо для бальзамирования.

Теперь посланникам оставалось лишь тщательно скрыть тайник. Мастер Григ, оставив рыцарей закладывать вход в пещеру камнями, взял с собой Недобитого Скальда и отправился в скалы.

– Я видел там особый камень, – пояснил он остальным. – Если его растолочь и смешать с известью и глиной, а затем залить водой, то высохшая смесь становится прочнее гранита. Еще римляне использовали его для своих построек.

Вскоре они возвратились назад с двумя большими мешками.

– Мне понадобится помощь, – сказал киликиец. – Возьмите вот эти серые камни и при помощи кусков гранита истолките их в порошок. А я пока разведу в воде известь.

Сделав нужную смесь, мастер Григ нашел углубление в каменном полу, засыпал ее туда, залил водой и тщательно перемешал. Затем, с помощью обломка доски, он начал замазывать каменную кладку и поверхность стены. Все присутствующие наблюдали за спорой работой вольного каменщика, определенно искушенного в своем ремесле и не зря носящего титул мастера. По настоянию Толуя, рыцари оставили внутри пещеры с саркофагом горящие факелы. По мере того как киликиец замазывал щели между камнями, дрожащий свет, пробивающийся из глубины, становился все слабее и, в конце концов, окончательно померк.

– Здесь сухо, – произнес киликиец, закончив работу. – Через день-два стена будет выглядеть как цельный кусок скалы, а полость внутри невозможно будет ни обнаружить, ни простучать.

– Ты делаешь все так, будто мы собираемся оставить здесь саркофаг на века, – произнес Серпен.

– Кто знает, что нас ожидает по ту сторону гор? – ответил задумчиво мастер Григ. – Все в руках Господних, а будущее Иерусалима не внушает мне радости. Может случиться и так, что мы возвратимся сюда через много лет.

– Ты думаешь точно так же закрыть и эту пещеру? – спросил Сен-Жермен, указывая на сложенные посредине сундуки.

– Думаю, что мы поступим более предусмотрительно, – ответил мастер Григ. – Пусть это золото охраняет покой Чингисхана. Грабители или враги, добравшись сюда, не будут искать дальше – я сделаю вход в первую пещеру чуть более приметным. Получив свою дань, разорители могил вряд ли будут продолжать поиски – здесь целая гора золота. Ну а те, кто придет вслед за ними, увидят, что пещера разграблена, и уйдут несолоно хлебавши.

– Я хочу забрать с собой иерусалимскую корону и письма Святого Гроба, – сказал Сен-Жермен. – Ты не против, Толуй?

– Они принадлежат тебе по праву, приор, – ответил хан, указывая на сундук, в котором хранились реликвии.

– Я слышал от одной из деревенских колдуний, – несмело добавил Жак, – что клады часто заговаривают на определенное число голов…

– Это еще как? – удивился Недобитый Скальд. Достославный воин искренне верил в Христа и в жизни не придавал особого значения суевериям.

– Это значит, что спрятанный клад откроется чужим только после того, как погибнет или будет убито указанное в заклятии число людей. Все грабители и разорители могил как огня боятся заговора на головы.

– А самого заклятия твоя колдунья не говорила? – спросил, ухмыляясь, гигант.