Реввоенсовет Республики (6 сентября 1918 г. / 28 августа 1923 г.) - Коллектив авторов

бы плодотворное сотрудничество. Поскольку без специалистов военного дела на фронте не обойтись, надо привлекать тех офицеров старой армии, которые не противодействуют рабоче-крестьянской власти. И, привлекая, доверять им, предоставляя, в данном случае Муравьеву, самостоятельность в оперативных вопросах. Но всякий приказ главкома должен скрепляться подписью комиссара РВС. Это и будет проявлением постоянного контроля за действиями и распоряжениями главкома.

Относительно претензий на «паритет» условились так. Главнокомандующим Муравьев назначен как военспец, изъявивший готовность служить Советской Республике независимо от его партийной принадлежности. Поэтому он и другие левые эсеры, привлекаемые к фронтовой работе, обязаны руководствоваться не установками своей партии (она решительно выступала против Брестского мира), а указаниями правительства РСФСР. Всякие фракционные действия, использование левыми эсерами своих военных постов во вред Советской Республике должны пресекаться.

С таким ленинским напутствием и приступил П. А. Кобозев к своим новым трудным и сложным обязанностям председателя реввоенсовета Восточного фронта.

Отправление специального поезда РВС из Москвы было назначено на 14 июня в 17 часов. Но уже с утра в штабном салон-вагоне появились все трое — Кобозев, Муравьев, Благонравов. Петр Алексеевич предложил провести первое официальное заседание реввоенсовета.

Главком нахмурился: а что, собственно, обсуждать?

Кобозев настаивал: у него есть соображения о неотложных организационных мерах.

Муравьев свое — ни он, ни его штаб, дескать, еще не ознакомились с положением и вообще такие заседания следует собирать лишь по его, главнокомандующего, предложению.

Кобозев почувствовал, что наивность Муравьева наигранна — он прикидывает, нельзя ли обойти членов РВС, подмять их под себя. Петр Алексеевич спокойно пояснил, что реввоенсовет может собираться по инициативе любого из его членов, а председателя тем более никто не лишал такого права. Чтобы разрядить возникшую было напряженность, он, открывая заседание, сказал:

— А знаете ли, товарищи, что кроме нашего главнокомандующего на фронте имеются по крайней мере еще три главкома? Да плюс две военные инспекции с наркомами во главе, и прав у них, пожалуй, побольше, чем у вас, Михаил Артемьевич. Вот нам и надо решить: как избавиться от обилия военного начальства на фронте, которым мы призваны руководить, как сосредоточить всю власть в своих руках?

Доброжелательный тон председателя смягчил обстановку. Муравьев повеселел: речь, значит, идет о том, чтобы обеспечить полноту его прав как главнокомандующего.

— Шутки шутками, — продолжал Кобозев, — а от этих главкомов и инспекций так просто не отмахнешься, одним декретом об РВС ничего не решишь. И нам следует внимательно рассмотреть прежний опыт, ведь на что-то вначале нужно опереться, а непригодное сразу отсечь.

Он опять шутливо заметил, что поработал «заправским начштаба» — ознакомился в оперативном отделе Наркомвоена с фронтовыми документами, уяснил создавшееся на отдельных участках положение. Сделанный Кобозевым обзор был выслушан с большим вниманием. Хмурившийся вначале главком успокоился.

Возник вопрос о форме объединения войск, находящихся на крупных участках, где каждый старший военачальник именует себя «главкомом фронта». Войсковые формирования в виде отрядов, дружин непригодны для предстоящих активных, наступательных операций. Все трое признали, что более всего тут подходит боевая организация в форме армии, включающей то или иное число дивизий, с квалифицированными штабами, органами снабжения и другими учреждениями, обеспечивающими надежное управление войсками.

В структуре фронта уже определились районы, направления с более или менее сколоченными группами частей. Поэтому на первом же заседании РВС, в еще не отошедшем из Москвы поезде, было намечено образовать три армии, помимо Особой, действовавшей в Нижнем Заволжье. Первая армия должна объединить силы, расположенные в треугольнике городов Пенза, Сызрань, Симбирск. Во вторую армию следовало бы включить части в районе Кинеля и Уфы. Третья объединит войска Р. И. Берзина, упразднив теперешний Северо-Урало-Сибирский «фронт».

В результате этого заседания были выработаны два документа РВС, направленные на упорядочение фронтовой организации. Первой официальной директивой была телеграмма в Екатеринбург Р. И. Берзину: его извещали о назначении командующим 3-й революционной советской армией, ему предлагалось «организовать армейский штаб». Вторая телеграмма адресовалась в Уфу наркомвоену Н. И. Подвойскому. Реввоенсовет просил его «принять меры к занятию ст. Кинель» и отдать «приказ оренбургским войскам тоже двинуться на Кинель». Подчеркивалась необходимость «Оренбургской и Уфимской группам быть в связи», так как они составят вместе 2-ю советскую армию. Депеши, подписанные всеми тремя членами РВС, были отправлены из Москвы 14 июня, днем.

Несмотря на свою «особость», поезд продвигался медленно. Лишь утром 16-го остановились в Рузаевке. Здесь выяснилось неблагополучие в Сызранской группе войск: она была ослаблена дезорганизаторскими поступками отряда левого эсера Попова, люди которого мародерствовали, хулиганили. Дисциплина пошатнулась даже в 4-м Видземском латышском полку, считавшемся крепким. Все это заставило командование группы вывести свои части за пределы Сызрани. И в город сразу же ворвался противник.

Штаб Сызранской группы обосновался на станции Балашейка, куда и направился поезд РВС. На состоявшемся в Балашейке заседании было решено свести войска сызранского направления в 1-ю советскую армию. Командармом, по лестной рекомендации Муравьева, назначили левого эсера А. И. Харченко. Возражать не было оснований, и Кобозев с Благонравовым нашли, что для проверки военно-организаторских данных главкома нужно предоставить ему инициативу. Политическим комиссаром армии был утвержден предложенный Кобозевым большевик с подпольным стажем Оскар Юльевич Калнин.

Однако первая же фронтовая «проба» выявила не столько инициативность главкома Муравьева, сколько его авантюризм. Он с ходу заявил, что «завтра же возьмет Сызрань». Подменяя командарма, стал вмешиваться в отдельные его распоряжения, а затем, рассчитывая прославиться, вообще отстранил Харченко от всякого оперативного руководства. Последний не возражал — уехал на станцию Инза заниматься штабными заботами.

На заседании РВС Кобозев, Благонравов и Калнин просили Муравьева не спешить с наступлением на Сызрань, сперва подготовить его как следует. Главком заупрямился. Что ж, поневоле, вынужденно, но должен был Петр Алексеевич Кобозев включиться в работу в том же направлении. Вспомнив свои агитаторские навыки, связался с Пензенским губсовдепом, посоветовал обратиться «с горячим словом», поднять боевой дух Смоленского и Московского полков, отошедших от Сызрани, вернуть их снова в тот район. Выяснив, что переброске войск мешают «пробки» на станциях, употребил свою наркомовскую власть для высвобождения хотя бы главных путей и пропуска бронепоездов, воинских эшелонов. И все-таки дело шло медленно, перебросить удалось за два дня всего девятьсот человек. Члены РВС снова высказались за то, чтобы боевую операцию отложить до подхода двух полков от Пензы и 4-го Видземского от станции Безводовка. Но главком категорически стоял на своем и во второй половине дня 18 июня начал-таки наступление. Что же получилось из этой затеи?

Сперва блеснул было успех — бронепоезд прорвался на станцию Сызрань-Товарная. Но когда группы бойцов двинулись оттуда на ближайшие улицы, они были отрезаны и расстреляны перекрестным огнем. Выбить противника из города силами