Стальной век. Социальная история советского общества - Вадим Дамье

Гигантская волна кадровых перемещений, чисток и новых «выдвижений» прокатилась в годы «большого террора» в 1936–1938 гг.

В отношениях с работавшей на нее интеллигенции сталинский режим прибегал к методу сочетания кнута и пряника. Террор второй половины 30-х годов больно ударил по творческой и научной интеллигенции. В то же время художественная, писательская и научная элита пользовались материальными привилегиями, немыслимыми для простого человека «страны Советов». В 1936 г., когда средняя зарплата в СССР составляла 231 рубль в месяц, 251 писатель зарабатывал от 500 до 2000 рублей в месяц, 50 — от 2000 до 6000 рублей в месяц и, наконец, 14 наиболее видных — свыше 10 тысяч рублей в месяц299. Не удивительно, что верхушка интеллигенции сохраняла лояльность по отношению к сталинскому режиму. Н.Мандель-штам, жена репрессированного поэта О.Манделыптама, вспоминала: «Жители нового дома с мраморным, из лабрадора подъездом понимали значение тридцать седьмого года лучше, чем мы, потому что видели обе стороны процесса. Происходило нечто похожее на Страшный суд, когда одних топчут черти, а другим поют хвалу. Вкусивший райского питья не захочет в преисподнюю. Да и кому туда хочется?.. Поэтому они постановили на семейных и дружественных собраниях, что к тридцать седьмому надо приспосабливаться»300.

Как бы то ни было, режим модернизации не мог обойтись без работников умственного труда — «старых» или «новых» (хотя постановление 1940 г. о введении платного образования должно было ограничить их число). Следовало, во-первых, определить их место в новой социальной системе, а, во-вторых, не допустить их единства с работниками физического труда в отстаивании интересов наемных тружеников в противовес правящей элите. По существу, политика властей была нацелена на то, чтобы посеять рознь между различными категориями трудящихся. При принятии конституции 1936 г. Сталин категорически отверг предложения записать в основном документе, что СССР является государством не только «рабочих и крестьян», но и «трудовой интеллигенции», пояснив, что та «является прослойкой, а не классом»301. В художественных произведениях и обыденном сознании по существу поощрялось третирование интеллигенции — от традиционного высмеивания интеллигента в образе странноватого чудака и до навешивания на целый социальный слой политических ярлыков («гнилая интеллигенция»), отлучения его от народа и даже физического истребления. Постоянно подчеркивалось, что интеллигент — это нахлебник на народной шее, что он «не производит материальных благ» и потому имеет перед людьми физического труда одни лишь обязательства. В то же самое время, лица умственного труда в целом получали в 1930-х гг. большую зарплату, чем те, кто был занят на производстве. Все это порождало глубокие и незаживающие социальные обиды. Взаимное натравливание интеллигенции и рабочих было одним из ключевых факторов устойчивости сталинской модели302.

Правящий режим стремился установить полный, тоталитарный контроль над областью образования, культуры и превратить ее в средство пропаганды и восхваления власти и ее «вождей». В рамках унификации культуры и искусства 23 апреля 1932 г. ЦК ВКП (б) принял постановление «О перестройке литературно-художественных организаций», которое ликвидировало все имевшиеся творческие объединения. По диктату ЦК создавались единые творческие союзы по профессиям — писателей, композиторов, художников, архитекторов и т. д. Все издания отдельных групп ликвидировались вместе с ними303. Был утвержден единый, обязательный для всех художественный метод так называемого «социалистического реализма», любой творческий поиск, выходящий за эти узкие рамки преследовался как «формализм» и «авангард». «Культурная революция» по-сталински оказалась, таким образом, также завоеванием и подчинением культуры сталинизмом.

Точно так же были подчинены нуждам режима образование и наука. Преподавание во всех учебных заведениях было построено в соответствии с положениями официальной идеологии. 15 мая 1934 г. было принято постановление правительства и ЦК партии, предписавшее изучать историю в школе с «обязательным закреплением в памяти учащихся важных исторических явлений, исторических деятелей, хронологических дат». Прежнее рассмотрение прошлого (с точки зрения упора на классовую борьбу и отсутствие единых интересов между «верхами» и «низами») было названо «отвлеченными социологическими схемами»304. После этого заговорили о «прогрессивности» тех или иных государственных деятелей царского времени, войны, которые велись дореволюционной Россией, стали оцениваться с симпатией к «нашим». Тем самым, сталинское государство фактически признавало себя преемником царизма.

Этот поворот происходил постепенно, не в одночасье, но его направленность не вызывала никаких сомнений: речь шла о культивировании идей советского и русского патриотизма. Во второй половине 1930-х гг. власти окончательно свернули проводившуюся с 1920-х гг. политику «ко-ренизации» в союзных и автономных республиках, которая предусматривала усиленное выдвижение партийных, государственных и хозяйственных кадров из «титульных» национальностей (то есть тех, по чьему имени названа республика), обязательное изучение чиновниками национальных языков и т. д. Во всех школах вводилось изучение русского языка, поборники «коренизации» были обвинены в «национал-уклонизме» и репрессированы. В мае 1941 г. начальник управления пропаганды и агитации ЦК А.А.Жда-нов передал руководителю Коминтерна Г.Димитрову директиву Сталина: «Нужно развивать идеи сочетания здорового, правильно понятого национализма с пролетарским интернационализмом. Пролетарский интернационализм должен опираться на этот национализм… Безродный космополитизм, отрицающий национальные чувства, идею родины…, подготовляет почву для вербовки разведчиков, агентов врага»305.

11 января 1939 г. Комитет по делам высшей школы при правительстве издал приказ «О постановке преподавания марксизма-ленинизма в высшей школе», вводивший обязательное изучение во всех высших учебных заведениях курса истории партии, политической экономии и «марксистско-ленинской» философии. Задача обучения, заявил председатель Комитета по делам высшей школы С.В.Кафтанов на Всесоюзном совещании заведующих кафедр марксизма-ленинизма, состоит в том, «чтобы молодежь воспитывалась в духе беззаветной преданности партии и родине и ненависти к врагам»306. Эти преданность и ненависть должны были послужить не только внутриполитическим, но и внешнеполитическим целям государства.