Роман на Рождество - Элоиза Джеймс

Вода в ведре, стоявшем у камина, была еще теплой. Флетч зачерпнул ее ковшиком и, не глядя, вылил на Поппи. Взвизгнув от неожиданности, она обернулась, желая узнать, не подсматривает ли он за ней.

Герцог не подсматривал. Если бы он хоть раз взглянул на это прелестное розовое, блестящее от воды тело, похожее на леденец (о, это был самый вкусный леденец в его жизни!), то набросился бы на нее, как голодный зверь на долгожданную добычу.

Но вместо этого Флетч спокойно, как человек, совершенно равнодушный к сексу, обошел Поппи, полил ее волосы жидким мылом, взял гребень и принялся за вычесывать пудру и смолу.

Пятнадцать минут активных усилий не принесли никакого результата.

– Послушай, Поппи, смола не поддается, – забеспокоился Флетч. – Придется ее срезать вместе с волосами, хотя бы частично. Особенно вот эту длинную прядь.

Он взял один из крысиных хвостиков, лежавших на спине жены, – кроме того, что в спутанных волосах смешались смола и пудра, из них торчало еще и перо.

Поппи подняла голову, и Флетч с ужасом заметил у нее на щеке слезу.

– Ты уверен, что иначе нельзя? – спросила герцогиня.

– Мне очень жаль. Посмотри сама.

Она взглянула на безнадежный колтун, в который превратился локон, и из ее глаз выкатилось еще несколько слезинок.

– Не расстраивайся, дорогая, – попытался успокоить ее Флетч. – Ты можешь носить парик. В конце концов, зачем тебе столько волос? Из-за них только зудит кожа. Поверь, без них тебе будет лучше.

– Но без волос… – Она с прелестной гримаской шмыгнула носом, и Флетч тотчас протянул ей свой платок. Зарывшись в него лицом, она что-то пробормотала.

– Что ты сказала? – спросил герцог.

– Я стану такой уродливой – повторила она громче, опустив платок, и Флетч заметил, что у нее дрожит нижняя губка. – И не модной. А ведь ты терпеть не можешь женщин, которые не следуют моде.

«Если бы ты только знала, глупышка, если бы ты только знала!» – подумал герцог, изо всех сил стараясь не опускать взгляд ниже ее ключицы, и сказал:

– Это уже не важно, Поппи. Твоя мама права, когда говорит, что мужчины быстро охладевают к возлюбленным. Но ты мне дорога, и я хочу, чтобы тебе было хорошо. Мне совершенно безразлично, как выглядят твои волосы.

Поппи опять шмыгнула носом и смахнула набежавшие слезинки.

– По твоим словам не заметно, что я тебе дорога.

– Нет, дорога, – ответил он, берясь за ножницы.

По щекам Поппи побежали слезы, но она покорно опустила голову, молчаливо давая согласие на стрижку. Флетч взялся за дело.

– Поппи? – позвал он через несколько минут жену, которая сидела, уткнувшись лицом в колени.

– Да? – откликнулась та.

– У тебя тут несколько колтунов находятся очень близко к голове, придется стричь совсем коротко.

– Что? – не поняла Поппи.

Он срезал один волосяной комок и показал:

– Видишь? Здесь все свалялось. Сомневаюсь, чтобы твоя горничная действительно каждый день расчесывала тебе волосы на затылке.

Поппи задрожала и заплакала в голос.

– Пожалуйста, выстриги эти комки! – сквозь слезы попросила она. – Мне уже безразлично, что будет с волосами!

Флетч так и сделал. Некоторое время он активно работал ножницами, подрезая слипшиеся пряди, выстригая колтуны и стараясь сохранить все, что можно было расчесать. Однако пряди, на которые попала смола, спасти не удалось.

– Мне кажется, беда в том, что твоя горничная приклеивала перья к волосам и просто состригала их, когда не могла удалить с помощью мыла и воды.

– Как это отвратительно! – поморщилась Поппи.

– Мне попадаются кончики срезанных перьев. Их, пожалуй, хватило бы на целый зверинец.

– Вернее, на птичник, – с горечью поправила она.

– Я поражен. Меня всегда интересовало, как женщины ухитряются делать себе такие высокие прически. Теперь-то я знаю.

– Иногда Люси для объема кладет внутрь прически подушечку, – объяснила герцогиня. – Если не использовать клейкое вещество, как еще заставить перья стоять на голове? Я, например, для приемов и балов использую перья длиной целых шестнадцать дюймов. Наверное, я зря виню Люси – она привыкла к тому, что многие дамы оставляют волосы между укладками нерасчесанными и даже вместе с приклеенными перьями. Вот она и не прикладывала особых стараний, хотя я настаивала на регулярном мытье головы.

– О, я нашел великолепную заколку, – сообщил Флетч. – С бриллиантом!

– Люси ее только вчера заколола. – обиженно ответила Поппи. – Ты так говоришь, что я начала себя чувствовать страшной грязнулей.

– Ты сама произнесла это слово, – сурово возразил он. Но жена выглядела такой подавленной и несчастной, что Флетч смягчился: – По крайней мере ты никогда не благоухала свиным жиром, как многие другие дамы. Ненавижу этот запах.

– Понимаешь, пудра пристает к свиному жиру слишком прочно, и под ней начинается ужасный зуд. Поэтому я использую свечное сало.

– Свечное сало?! – изумился Флетч. Это обстоятельство объясняло обилие колтунов. Он безжалостно состриг еще несколько штук – действительно, в них было свечное сало.

– Я найму другую горничную, – решила Поппи. – Честно говоря, Люси мне никогда не нравилась.

– Тогда зачем, скажи на милость, ты держала ее столько времени?

– Ее порекомендовала мне мама. Люси – француженка. И она делает мне чудесную завивку. Помнишь бал у леди Сэлсбери?

– Да, у тебя еще была прическа размером с Вавилонскую башню.

– Очень красивая!

Несколько состриженных Флетчем комков упали Поппи на грудь. Она собрала их и, содрогнувшись от отвращения, бросила на пол.

– Не понимаю, почему ты не замечала, что делает, а вернее, чего не делает твоя горничная? – спросил он.

– А как бы я узнала? – рассердилась Поппи. – Леди никогда не расчесывают себе волосы сами!

– Леди не делают того, не делают этого… – проворчал герцог. – Я рад, что родился мужчиной.

– Если бы я была мужчиной, то пошла бы учиться в Кембриджский университет и стала бы знаменитым натуралистом!

– Могу себе представить: доктор Поппи, самый знаменитый в мире специалист по опоссумам из семейства собачьих, – ухмыльнулся Флетч. – Все, кажется, я закончил.

С этими словами он провел гребнем по оставшимся локонам.

– А я не закончила, – возразила герцогиня. – Надо сменить воду, в этой мыться невозможно.

Флетч подобрал с пола ее платье и благоразумно набросил его на висевшее в углу зеркало, потом подал жене купальную простыню.