Белый туман - Жаклин Рединг

Их тела соединились в крепком объятии, пока Гэбриел целовал Элинор - страстно, упоенно, так что у нее перехватило дыхание, и ей показалось, будто она вот-вот воспарит до небес. Затем Гэбриел отстранился от нее, и она при свете свечей увидела, как он стянул с себя рубашку, швырнув ее на пол рядом с собой.

– Гм-м, муженек, глядя на тебя, я склонна думать, что свечи и впрямь лучше оставить зажженными.

Он едва удержался от смеха.

– Посмотрим, что ты скажешь, когда я предстану перед тобой в чем мать родила. Некоторых дам охватывает дрожь при одном виде интимных частей мужского тела.

Элинор уселась перед ним и провела пальцем от его предплечья к груди.

– Не забывайте, что я изучала анатомию, милорд.

Тут он рассмеялся, окончательно очаровав ее:

– Ох, дитя мое, что ты делаешь со мной!

Затем их глаза встретились, и веселье исчезло без следа. Его место заняло страстное, неудержимое желание. Гэбриел снова приник к ней долгим, неспешным поцелуем, запустив пальцы в ее волосы и осторожно потянув за прядь волос. Она запрокинула голову, а его губы тем временем опустились к ее подбородку, затем к шее. Элинор тихо застонала в ответ.

Три небольших, аккуратно завязанных банта поддерживали верх ее ночной рубашки. Достаточно было трех быстрых движений, чтобы от бантов ничего не осталось, и Гэбриел стянул с ее плеча тонкую ткань, поцеловав ключицу, отчего по спине и груди, жаждавших его прикосновения, пробежала приятная дрожь.

Элинор сама не заметила, как он спустил ее рубашку до самой талии, после чего уложил на мягкие подушки постели. В слабом сиянии свечей она могла видеть, как при виде ее обнаженной фигуры в его темных глазах вспыхнули огоньки.

– Ох, дитя мое, если бы в юности у меня была такая гувернантка, как ты, я бы относился к своим занятиям куда прилежнее.

– Хорошо, что у тебя ее не было, - прошептала Элинор, пока он медленно поглаживал ее груди, проводя указательным пальцем по ложбинке между ними прямо к ее плоскому животу. - Иначе ты бы оказался сейчас в постели с ней, а не со мной.

Гэбриел приник ртом к заострившемуся кончику ее груди и так же шепотом ответил:

– О нет, дорогая! Я бы не хотел иметь на своем ложе никого, кроме тебя - ни сейчас, ни впредь.

С этими словами он сомкнул губы вокруг ее соска, и Элинор выгнула спину, чувствуя в глубине своего существа нараставший жар, страстную тоску, отчаянно требовавшую утоления.

Лаская грудь жены, Гэбриел спустил ее ночную рубашку еще ниже, и та со слабым шелестом соскользнула с нежных бедер. Он положил руку на обнаженное бедро и принялся осторожно описывать на нем пальцами круги, после чего приподнял одну ее ногу, согнув ее в колене и поглаживая кожу с внутренней стороны.

Элинор тут же ощутила прилив жара между ног и, закрыв глаза, ожидала от него все новых и новых прикосновений. Она медленно вздохнула, когда его рука скользнула по ее бедрам, а пальцы бережно раздвинули ей ноги, продолжая ласкать кожу. Он осыпал поцелуями ее живот, а затем уселся на постели, чтобы взглянуть на нее при свете свечей.

– Ты еще прекраснее, чем я предполагал. Все последние ночи я провел без сна, думая только о тебе. И как только мне удалось заполучить в жены такую красавицу?

– Это судьба, - прошептала она в ответ.

Элинор затаила дыхание, полностью отдавшись разнообразным ощущениям, которые ослепляли ее и вызывали в душе неописуемый восторг. Когда его палец скользнул внутрь ее тела, она начисто утратила последние остатки рассудка.

Каким образом он мог заставить ее пережить все это с помощью едва уловимого прикосновения? Это выглядело невероятным, но чем дальше он продвигался вглубь нее, тем сильнее становилось это ощущение. Ей казалось, что если он остановится, она лишится чего-то очень важного для себя, поэтому она умоляла его продолжать, приподняв над постелью бедра и жадно стремясь к тому, что ожидало ее впереди.

Медленно его пальцы покинули ее тело, и так же медленно Элинор возвращалась к жизни. Приоткрыв глаза, она увидела, что он не отрываясь смотрит на нее. Она понимала, что произошедшее между ними еще далеко не все, что любовь подразумевала нечто большее, гораздо большее, однако ей трудно было вообразить себе что-то, превосходящее тот чудесный дар, который он ей уже преподнес.

Элинор наблюдала за тем, как Гэбриел поднялся с постели и снял с себя брюки, оставшись перед ней полностью обнаженным. У него было великолепное тело: бронзовая кожа, горячие тугие мускулы, темные волосы. На короткий миг ее взгляд остановился на его возбужденном естестве, после чего она подняла на него глаза. Не говоря ни слова, Гэбриел уселся рядом с ней на постели и притянул к себе. Элинор почувствовала совсем близко его бархатистую на ощупь плоть, поглаживавшую ее бедро. Она переменила позу, чтобы прижаться к нему теснее, и он в ответ застонал, целуя ее в губы.

– Это больно, да?

Гэбриел взглянул на Элинор, явно изумленный ее вопросом.

– Да, но только на мгновение. А потом ты забудешь о том, что вообще когда-либо чувствовала боль.

– Так я и думала.

– А тебе-то откуда это известно, дорогая?

– Однажды, когда мне было всего тринадцать, я слышала, как двое подростков старшего возраста похвалялись друг перед другом тем, что они сделали с дочкой местного бакалейщика.

– И что же они с ней сделали?

– Так, разные вещи. Вещи, которые имели отношение к цифрам - как далеко им удалось забраться к ней под юбки - и которые больше походили на забаву, чем на интимную близость. И, уж конечно, это не имело ничего общего с любовью.

– Да, но, как тебе известно, есть большая разница между подростками и мужчинами.

Элинор в ответ усмехнулась, глядя на него в упор и подавшись вперед бедрами, поближе к его разгоряченной жесткой плоти.

– Теперь я знаю.

Гэбриел поцеловал ее в шею, после чего переменил позу, раздвинув ей ноги и приподняв колени так, чтобы они оказались по обе стороны от его бедер. Затем он приподнялся на руках, чтобы лучше видеть ее глаза.

– Если тебе будет больно, только скажи, и я сразу остановлюсь.

– Я не боюсь боли, Гэбриел. Для меня куда больнее, когда тебя нет со мной рядом. Пожалуйста, сделай меня своей женой - окончательно и бесповоротно.

Тут выражение его лица изменилось, глаза вспыхнули огнем желания, и Элинор опять затаила дыхание, выжидая, как ей показалось, целую вечность, прежде чем в едином порыве он соединил их обоих навсегда.

Боль оказалась острой, но мимолетной и исчезла так же быстро, как и появилась. Ее место заняло приятное тепло и страстная тоска, доходившая до отчаяния, которая требовала утоления. Элинор услышала его прерывистое дыхание у своего уха и нежно поцеловала Гэбриела в щеку, шепча его имя, пока он пытался собрать последние остатки самообладания.