Под парусом в одиночку вокруг света. Первое одиночное, безостановочное, кругосветное плавание на парусной яхте - Робин Нокс-Джонстон

Плыть через область пассатов – одно удовольствие. Ветер почти никогда не достигает штормовой силы. В то же время, он никогда полностью не стихает и отличается постоянством направления. Ветер силой в 4 балла идеален для хождения под парусами. Для полноты картины отметим, что северо-восточные и юго-восточные пассаты накрывают зону тропиков. На небе ярко светит солнце, но ветер делает его жар вполне терпимым и снижает температуру воздуха. К этому времени моя кожа приобрела коричневый оттенок, я часто слоняюсь по лодке без одежды – это дает мне ощущение свободы. Море, которое на протяжении последних недель было спокойным, теперь переливается бликами – волны ловят солнечные лучи. Я могу часами наблюдать за водной гладью, наслаждаясь этой красотой и набранной нами скоростью.

Никогда не мог понять людей, которые говорят, что плавание под парусом отдает скукой. Можно заскучать на судне с механическим движителем, будь то гигантский океанский лайнер или небольшая моторная лодка, поскольку использование мощности двигателя, а не энергии природных сил, лишает движение поэтики. Наблюдая часами за постоянно меняющимися волнами, я ощущаю себя совершенно счастливым человеком, ведь море столь разнообразно. А когда на нем штиль, внезапно появляется множество мелких морских животных, которых в иных обстоятельствах не замечаешь. Однажды, когда мы находились в зоне переменных ветров, очищая корпус от зеленых водорослей, я заметил скачущих по поверхности воды двух похожих на жуков маленьких насекомых. Было очень интересно видеть, как они преследуют свою добычу – крохотный планктон – и поедают ее. Ума не приложу, как эти хрупкие создания выживают в океане, когда по нему ходят многометровые волны. Вероятно, они погружаются в воду и пережидают шторм на глубине, но в таком случае, они должны иметь жабры или уносить с собой под воду большой пузырек воздуха.

Даже в тысячах миль от берега, где синяя вода столь прозрачна, что можно проследить, как брошенный в воду предмет опускается на глубину в сотни футов, случайные рыбки сбиваются в маленькие стайки по 5-10 особей. В основном, это пелагические виды – прекрасные пловцы вроде дорадо или пеламиды, их неизменно приводила в восхищение Suhaili и ее белокожий паразит. Я часто проклинал свою забывчивость, из-за которой насос моего подводного ружья остался в Англии. Все эти рыбы не просто съедобны, но их мясо довольно вкусное и питательное, а приятное разнообразие в диете мне не помешало бы. Несколько раз я пытался поразить их привязанным к леске гарпуном. Мне удалось лишь задеть одну и распугать многих, но ни одна рыба так и не была поймана. Троллинговая ловля редко когда бывает эффективной в открытом океане, ибо идеальные условия для ловли рыбы – скорость в пять узлов и небольшие волны на поверхности воды. При дальних плаваниях, если вы любите свежую рыбу, необходимо подводное ружье. При переходе из Кейптауна в Лондон две рыбы были пойманы на троллинговую леску и пара дюжин убита подводным ружьем. В этом плавании мне удалось поймать только одну пеламиду. Находясь вблизи берега можно питаться исключительно пойманной рыбой при условии, если вы не испытываете недостатка в свежей воде. Рыбы богаты протеином, но для промывки организма требуется, по крайней мере, две пинты свежей воды в день. Но и в этом случае сугубо рыбный рацион чреват потерей веса и анемией.

7 марта 1969 года – 22 апреля 1969 года (267–313 дни плавания)

Мы вошли в зону юго-восточных пассатов на 24° южной широты, а спустя двенадцать дней пересекли линию экватора, делая в среднем по 120 миль в сутки. Теперь мне уже не требовалось много времени для балансировки Suhaili и у меня появилось свободное время, которое можно было употребить на подготовку к столкновению с цивилизацией. Я подстриг отросшие волосы, подправил бороду и подрезал водоросли, донельзя разросшиеся на корпусе. Затем я выскреб щеткой всю надводную часть лодки. Все канатные узлы были подвергнуты тщательной проверке, обернув сплесени линем, я покрыл их толстым слоем стокгольмского дегтя. Нашлось время и для парусов. Я наложил новые стежки на место разрыва грота, работая обычно внизу, но иногда и прямо у каюты, куда подтягивал парус, брызги воды мне не очень мешали.

Мы приближались к судоходным путям и мне очень хотелось быстрее встретить корабль, который сообщил бы о нас. После Новой Зеландии я видел только одно судно, японский сухогруз. Он шел от мыса Доброй Надежды в Рио, но был слишком далеко, чтобы заметить нас. Наблюдение за морем не представляло проблем в дневное время, но когда я спал, нечего было надеяться на то, что тусклый свет масляной лампы будет замечен с проплывающего судна.

Эта масляная лампа обычно висела на кормовом релинге. Одной прекрасной ночью она оттуда исчезла и я оказался перед выбором: либо подвесить электрическую лампочку, либо оставлять керосиновую лампу высокого давления зажженной на всю ночь. Остававшегося у меня бензина не хватало для зарядного устройства, а керосина имелось еще около 15 галлонов. Но керосиновая лампа за ночь пожирает 1 пинту, что быстро истощило бы мои запасы. Я начал засовывать ее в спасательный буй на крышке люка под гротом, направляя свет на парус. Освещенный таким образом грот, должно быть, был хорошо виден издалека. Однако уже после первой ночи стало ясно, что если я хотел сохранить лампу, ее следовало поместить в менее уязвимое место. Кокпит для этого не подходил, потому что его постоянно накрывало брызгами, поэтому я зажал ее в тиски на столе каюты. Ее свет выходил наружу через световой люк – не весь конечно, примерно три четверти его оставалось в каюте, но это было лучшее, что я мог сделать. Горящая лампа сильно нагревала воздух в каюте, вследствие чего отход ко сну превратился в мучительный процесс, но если мы не хотели, чтобы нас потопили, надо было как-то дать знать о своем присутствии.

По мере приближения к линии экватора пассаты становились все менее устойчивыми.

5 марта 1969 года, 265-ый день плавания

На следующий день мы прошли экватор и в этот же день я впервые ощутил боли в животе, которые стали причиной моего самого большого испуга за все время путешествия.