Разгадай мою смерть - Розамунд Лаптон

Почему ораторский пыл профессора вызывал у меня смутное беспокойство? Вероятно, потому, что любой фанатик, чем бы он ни занимался, заставляет нас отшатнуться. Я вспомнила, как профессор Розен сравнивал ученых с музыкантами, художниками и поэтами, и увидела в этом сравнении угрозу, ведь в распоряжении генетиков не слова, не краски и ноты, но клетки человеческого организма. Должно быть, профессор Розен уловил мою тревогу, хотя интерпретировал ее по-своему.

— Думаете, я преувеличиваю, мисс Хемминг? Моя хромосома уже вошла в генофонд. За свою жизнь я перескочил через миллионы лет человеческой эволюции!

* * *

Я сдала свой временный пропуск и вышла на улицу. Демонстранты по-прежнему стояли перед зданием. Их лозунги звучали громче и дружнее — протестующие подкрепились кофе из термосов. Среди них я заметила мужчину с конским хвостом. Мне стало интересно, как часто он ходит на ознакомительные семинары и провоцирует Бойкую Нэнси. Видимо, ради соблюдения законности и сохранения лица фирмы администрация «Хром-Мед» не могла распорядиться, чтобы его попросту не пускали.

Завидев меня, он пошел следом.

— Знаете, как они измеряют коэффициент интеллекта этих мышей? — спросил Хвостатый. — Опыт с лабиринтом — не единственный.

Я отрицательно покачала головой и пошла в другую сторону, но он не унимался:

— Мышей сажают в клетку и подключают к ней электрический ток. Мыши, подвергшиеся генетическому вмешательству, при повторном эксперименте проявляют страх. Их ай-кью измеряют при помощи страха.

Я ускорила шаг, однако Хвостатый не отставал.

— А еще мышей бросают в резервуар с водой. Под водой есть возвышение. Высокоинтеллектуальные мыши научаются его находить.

Я поспешила к метро, пытаясь вновь пробудить в душе недавнее ощущение восторга по поводу гениального метода лечения муковисцидоза, однако разговор с профессором Розеном и рассказы про мышей вызывали беспричинную тревогу. В голове неотвязно вертелась фраза: «Их ай-кью измеряют при помощи страха».

— Я хотела верить, что эксперимент полностью легален и никак не связан с убийством Тесс или смертью Ксавье. И все же после посещения семинара у меня вновь проснулись подозрения.

— Из-за беседы с профессором Розеном? — спрашивает мистер Райт.

— Отчасти. Я полагала, он избегает славы, так как не любит публичности, однако же профессор с явной гордостью говорил о своих лекционных турах и подчеркивал, что они состоятся в самых престижных университетах мира. Получалось, я судила о нем совершенно неверно.

— Вы стали подозревать профессора?

— Скорее, насторожилась. Раньше мне казалось, что он пришел на похороны и предложил ответить на мои вопросы, искренне соболезнуя, но теперь я уже в этом сомневалась. В сущности, большую часть жизни окружающие воспринимали профессора как «чокнутого фанатика», начиная со школы, где наверняка дразнили зубрилой, и позже в университете. А сейчас благодаря своей хромосоме он неожиданно стал едва ли не самым важным человеком и в настоящем, и в будущем. Даже если бы в ходе эксперимента что-то пошло не так, профессор вряд ли захотел бы расстаться со своим новообретенным звездным статусом.

Однако более всего меня волновали возможности не только и не столько профессора Розена, а власть, которой обладал любой ученый-генетик. Удаляясь от здания «Хром-Мед», я размышляла о мойрах, богинях судьбы: первая прядет нить человеческой жизни, вторая отмеряет ее длину, а третья перерезает. Я думала о двойной спирали ДНК, двух нитях, переплетенных в каждой клеточке нашего организма и заключающих в себе код грядущего. Никогда прежде наука так близко не подходила к тому, что делает человека человечным. И смертным.

Погруженная в раздумья после посещения клиники «Хром-Мед», почти всю дорогу до студенческого кафе я прошла пешком. Похороны собрали много твоих друзей, но я сомневалась, что кто-нибудь из них захочет прийти уже не к тебе, а ко мне.

Войдя, я обнаружила, что кафе переполнено и все собравшиеся ждут меня. От изумления я онемела. Никогда не любила быть хозяйкой приема, даже если дело касалось скромной вечеринки с приятелями, а тут — целая толпа незнакомцев! Кроме того, на фоне их вызывающих нарядов, агрессивных причесок и пирсинга я выглядела чересчур старомодной и консервативной. Парень с растаманскими косичками и темными миндалевидными глазами, назвавшийся Бенджамином, взял меня под руку и подвел к столу.

Решив, что я хотела бы подробнее узнать о твоей жизни в колледже, студенты наперебой рассказывали мне о твоем таланте, доброте и чувстве юмора. Слушая их трогательные истории, я вглядывалась в лица и думала, мог ли кто-нибудь из однокурсников тебя убить. Хватило бы у Аннет, хрупкой девушки с копной медно-рыжих волос и тонкими руками, силы и подлости для убийства? Настоящие ли слезы блестели в прекрасных выразительных глазах Бенджамина, или он искусно притворялся, сознавая привлекательность этого образа?

* * *

— Друзья Тесс описывали ее по-разному, — говорю я мистеру Райту, — но эти описания связывало нечто общее. Все до единого однокурсники моей сестры упоминали ее joie de vivre — жизнерадостность.

Радость и жизнь, соединенные вместе. По иронии судьбы эта фраза точнее всего характеризует твою натуру.

— У Тесс было много друзей? — спрашивает мистер Райт, и я благодарна ему за вопрос, которого он не обязан задавать.

— Да. Она дорожила дружбой.

Ведь так, правда? Ты легко сходилась с людьми и никогда не разбрасывалась друзьями. В твой двадцать первый день рождения рядом с тобой за столом сидели подруги по начальной школе. Ты забираешь друзей вместе с собой из прошлого в настоящее. Разве можно завидовать дружбе? Дружба — слишком ценная вещь, чтобы забывать о ней, едва она перестает приносить пользу.

— Вы спросили приятелей Тесс о наркотиках?

Вопрос мистера Райта заставляет меня вновь сосредоточиться.

— Да. Как и Саймон, все единодушно подтвердили, что Тесс не принимала наркотики ни в каком виде. Я пыталась узнать побольше об Эмилио Коди, однако не добилась толку, лишь в очередной раз убедилась, что он «заносчивый самовлюбленный придурок». Его роман с моей сестрой, как и ее беременность, ни для кого не были секретом. А потом я спросила про Саймона.

Атмосфера в кафе почему-то изменилась, стала более напряженной. В воздухе повисло нечто, чему я не находила объяснения.

— Вы все были в курсе, что Саймон добивался близких отношений с Тесс? — спросила я.

Кое-кто закивал, но желающих высказаться не нашлось.

— Эмилио Коди упоминал, что Саймон ревновал к нему, — добавила я, пытаясь вызвать народ на откровенность.

Голос подала девушка с черными как вороново крыло волосами и кроваво-красными губами — точь-в-точь ведьма из детской книжки:

— Саймон ревновал Тесс ко всем, кого она любила.