Тайный брат (сборник) - Геннадий Прашкевич
Шрифт:
Интервал:
– А если Викентий не захочет смириться?
Брат Одо замутнено, но с тайной угрозой взглянул на Ганелона:
– Я верю в тебя. Ты знаешь много убедительных способов, брат Ганелон. Сделай так, чтобы монах Викентий с охотой продолжил свою работу. Не забывай, он остался последним, кто держал в руках книги Торквата.
– Эти книги могли сгореть в огне, – возразил Ганелон. – Они могли уйти на дно моря. Они могли навсегда затеряться в дальних землях.
– Конечно. – Брат Одо прикрыл глаза. – Но кто-то их читал, кто-то их видел. Попавшее в память никуда не исчезает. Пусть монах Викентий по памяти восстановит все, что он когда-то прочел. Ты ведь знаешь, как тщательно читали эти книги монах Викентий и Амансульта, дочь барона-еретика.
– Она убита, – глухо сказал Ганелон.
– Еще эти книги внимательно читал маг старик Сиф…
– Старика нет, – сказал Ганелон, опуская глаза. – Я думаю, он умер в Константинополе.
– А еще эти книги читал некто Матезиус, ученик мага. Видишь, как много людей прикасалось к дьявольским книгам.
– И все они умерли, умерли.
– Не все… – Брат Одо вздохнул. – Слава Господу, что у него есть такие слуги…
– О ком ты? – не понял Ганелон.
Брат Одо не ответил.
– Брат Одо, – мягко сказал Ганелон, беря в свои его холодеющие руки. – Приближается час, когда ты предстанешь перед Господом нашим. Скорбишь ли ты? Есть ли тебе в чем покаяться? Если так, облегчи душу покаянием.
Брат Одо проваливался в небытие и медленно всплывал из него.
– Слава Иисусу Христу… Я исповедался отцу Валезию, он отпустил мне… Но грешен, грешен… Конфитеор… Признаю… Нерадением оскорблял Господа… Сокрушаюсь…
– Все ли грехи вспомнил, брат Одо?
Брат Одо попытался что-то произнести, но не смог. Слова ему не давались. У него только неявственно выговорилось: «Отец…»
– Ты говоришь об отце Валезии?
Брат Одо отрицающе сжал узкие губы: «Отец… Твой отец…»
С изумлением Ганелон увидел, что по рябой щеке неукротимого брата Одо скользит слеза, оставляя за собой извилистую дорожку.
– Молись, брат Ганелон. За всех грешников. Молись и за своего отца… богохульника…
Он бредит, решил Ганелон.
И снова сжал холодеющие руки брата Одо:
– Если ты лгал, если ты упорствовал… Раскайся, не уходи нераскаявшимся…
– Я лгал… Я упорствовал… – почти неслышно повторил брат Одо, но глаза его вновь на мгновенье вспыхнули. – Но во славу божью! Во утверждение божье! Молись, брат Ганелон. Молись за несчастного грешника своего отца барона Теодульфа…
Ганелон смел с глаз летящие паутинки.
– Ты что-то путаешь, брат Одо. Моего отца когда-то сжег черный еретик барон Теодульф. Это случилось давно, ты знаешь. В маленькой деревне Сент-Мени еретик барон Теодульф согнал в простой деревянный дом всех, кто ему оказал сопротивление. Там был и мой отец.
– Твой отец… барон Теодульф…
Ничто в Ганелоне не дрогнуло. Он и так был наполовину мертв.
Он сейчас умирал вместе с братом Одо. Он ничего больше не хотел знать об отцах – ни об истинных, ни о мнимых. Он не хотел, чтобы брат Одо умер. Все остальное не имело значения.
– Ты бастард, Ганелон… – шептал брат Одо. – Ты побочный сын барона Теодульфа… Черный барон твой отец по крови… Знай это… В твоих жилах, брат Ганелон, течет кровь Торкватов. Тому есть многие подтверждения. Блаженный отец Доминик… Спроси его…
Ганелон сжал руку умирающего:
– Черный барон Теодульф мой отец?
Он все еще не понимал. Потом до него дошло.
– Богохульник и еретик барон Теодульф мой отец? Брат Одо, ты знал и молчал об этом?
– Веру колеблют сомнения, брат Ганелон. Тебе был сужден другой путь.
Глаза брата Одо туманились, он уже почти не узнавал Ганелона.
– Но ты знал об этом? Ты знал?
Опущенные веки брата Одо чуть заметно дрогнули.
– Ты знал об этом, когда посылал меня в Рим? И знал, когда я поднимался на борт «Глории»? И знал об этом, но не остановил меня в Константинополе?
Веки брата Одо в последний раз дрогнули.
– Но почему? – закричал Ганелон. – Разве мы не братья?
Он думал сейчас только об Амансульте. Он хотел закричать: «Разве она не сестра мне?» – но у него вырвалось: «Разве мы не братья?»
И услышал в ответ невнятное:
– Так хотел Господь…»
«…гнал лошадь, поднимая клубы пыли, сбивая колосья наклонившихся к дороге перезрелых овсов. За седлом болталась матерчатая сумка, поводья веревочные. Бастард. Я бастард! Мой отец – барон Теодульф, мерзкий еретик и гнусный богохульник! Замок моего отца – гнездо мерзкого порока! Замок этого гнусного богохульника жгут сейчас святые паломники. Мой отец… Почему я говорю – отец? Сердце Ганелона заныло от ненависти. Барон Теодульф, гнусный еретик, наверное, взял мою мать силой. Теперь Ганелон понимал терпимость Гийома-мельника, у которого он рос, и непонятную суровую жалостливость старой Хильдегунды.
«Эйа! Эйа!» – подхватывал пьяный хор.
Багровый, плюющийся, рычащий от похоти, всегда распаленный, как жирный кабан, барон Теодульф, расстегнув камзол, вливал в себя все новые и новые меры мерзопакостного пойла. С тем же неистовством, что и горных коз, он преследовал кабанов, оленей и женщин. Он лапал служанок и экономок, сжигал чужие деревни, оскорблял священнослужителей, грабил святые монастыри. Он покушался даже на папских легатов и самовольно сжигал живых людей.
«Эйа! Эйа!»
Барон Теодульф жестоко наказан.
Его замок сожжен. Его челядь уведена.
Он в аду сейчас. Под грешными стопами барона Теодульфа адская долина, вся покрытая пылающими угольями и серным огнем – зловещим, зеленым, извилистым, а над его богомерзкой головой небо из раскаленного железа толщиной в шесть локтей. Черти, визжа и радуясь, поджаривают богохульника на огромной добела раскаленной сковороде. От пышущей ужасным жаром сковороды разит чесноком и нечистым жиром. Единственный глаз барона Теодульфа выпучен от мук.
«Эйа! Эйа!»
Мысли Ганелона путались.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!