Тайный брат (сборник) - Геннадий Прашкевич

Сестра?

Ганелон не верил.

Амансульта медленно усмехнулась.

Ей вовсе не хотелось утверждать его в его неверии.

Очень медленно она расстегнула черное платье на груди. Странно светлая в сумеречном свете библиотеки, будто светящаяся изнутри, выкатилась круглая грудь, перечеркнутая двумя темными шрамами.

– Видишь, крест на моей груди? Он начертан тобой.

– Но зачем ты избрала путь, неугодный Богу, сестра?

Ганелон упал на колени. Он не понимал происходящего.

– Не надо приближаться ко мне, – ровно и глухо предостерегла Амансульта и показала Ганелону узкий испанский стилет. – Тебе уже никогда не удастся повторить то, что ты сделал со мною в Константинополе.

– Но тебя убьют! – закричал Ганелон, протягивая к ней руки. – Слышишь этот грохот? Там я хотел тебя убить, но тут не хочу. Внизу сердженты, они сорвут дверь и ворвутся в монастырь. Идем со мной. Я знаю выход.

– Я тоже знаю, как можно выйти из этого монастыря, – все так же ровно ответила Амансульта. – Но я дождусь серджентов. Викентий убит. Я устала.

– Ты дьявол, – повторил Ганелон беспомощно.

Амансульта не ответила.

– Зачем ты избрала такой путь, сестра?

Амансульта и на этот раз не ответила.

– Я шел за тобой всю жизнь. Забери списки Викентия, и я уведу тебя в безопасное место. Тебе больше не придется странствовать по чужим краям и бояться всего живого. Я знаю такое место, где ты окажешься в безопасности.

– Разве существуют такие места, до которых не дотянулись бы жадные руки блаженного отца Доминика и его злобных псов?

Он не выдержал ее взгляда:

– Ты прощаешь меня, сестра?

Амансульта не ответила, и он закричал:

– Скажи, что ты прощаешь меня, сестра…

Амансульта прислушалась к грохоту ударов:

– Везде смерть…

И пояснила ровно и глухо:

– У каждого свои демоны, Ганелон. У каждого свои тени. Моим демоном оказался ты. Ты преследовал меня неустанно. И везде, куда бы ни приходил, ты проливал кровь. А моей тенью, Ганелон, был Викентий. Он был слаб, он никого не убивал, и везде, куда бы он ни приходил, даже в самом темном месте, от его присутствия всем становилось светлей. Он спасал, Ганелон, потому что свет сильней тьмы. Как бы ни была темна ночь, свет рассеивает ее мглу.

– Но я был не один! Я не мог ошибаться! – закричал Ганелон. – Со мной были блаженный отец Доминик, и строгий отец Валезий, и мудрый брат Одо, и много других смиренных и чистых братьев, и сам великий понтифик апостолик римский!

Никогда так сильно не хватало Ганелону зеленых круглых глаз брата Одо.

– Возьми списки Викентия, сестра. Мы еще успеем уйти.

Внизу вдруг тяжело рухнула дверь, послышались грубая ругань, крики и топот взбегающих по лестнице серджентов.

– Ты прощаешь меня?

Амансульта медленно улыбнулась.

В ее холодых глазах стыла усталость, но в них не было презрения.

С искренним состраданием, дивясь ужасной слепоте Ганелона, она ответила:

– Как я могу простить тебя, брат, если ты не хочешь этого?»

«…и пред папским легатом отцом Амальриком, пред главным инквизитором отцом Велларио, в присутствии отца Гираута, главного викария, замещающего судью, в присутствии брата-доминиканца Ганелона и двух свидетелей по имени Йезер и Жаню предстала перед судом отступница девица Амансульта, прозванная Кастеллоза и прозванная сестра Анезия, и когда она предстала перед судом, ей сказали: ввиду полного единогласия и ясности в ее деле она должна тут же сознаться и покаяться для облегчения совести.

И девица Амансульта, прозванная Кастеллоза и прозванная сестра Анезия, тут же сказала, что согласна, и попросила их милостей поскорее закончить это дело.

Тогда ей сказали, что по ее собственным признаниям относительно всех святых, и обедни, и насмешек над смиренными монахами, и книг, не рекомендованных Святой римской церковью, и связи с нечистым, как подтвердили также свидетели по имени Йезер и Жаню, есть основания считать ее еретичкой и отступницей, своей волею и желанием разделяющей многие заблуждения так называемых катаров, в невероятной своей гордыне считающих себя единственно чистыми, и что из любви к Богу и к его Святой матери ей советуют сказать и объявить чистую правду относительно того, что она сделала и сказала против святой католической веры, а также назвать лиц, внушивших ей это.

Но и после такого убеждения отступница девица Амансульта не смогла сказать больше того, что уже сказала на исповеди, причем она добавила, что хотя и сказала многое, но не верит всему сказанному.

Тогда ей сказали, что ее дело рассмотрено вышеназванным судом и судьи и советники – все они вынесли впечатление, что она говорит неправду, вследствие чего пришли к убеждению, что необходимо пытать ее. Однако предупредили, что из любви к Богу ей предлагают еще раз до начала пытки сказать всю правду, ибо сие необходимо для облегчения ее совести.

Она ответила, что сказала всю правду.

Ввиду сего по рассмотрении документов и всех данных процесса суд вынужден присудить отступницу девицу Амансульту, прозванную Кастеллоза и прозванную сестра Анезия, к пытке веревками по установленному способу, чтобы подвергалась пытке, пока на то воля наша. И суд предупреждает, что в случае, если она умрет во время пытки или у нее сломается какой-либо член, это случится по ее вине, а не по нашей. Мы так провозглашаем, приказываем и повелеваем в сей грамоте, заседая в суде.

Затем приказали отвести означенную отступницу девицу Амансульту в камеру пыток. И судья спросил, не хочет ли она сказать правду до раздевания?

Она ничего не ответила и стала раздеваться.

И когда была раздета, сию отступницу девицу Амансульту, прозванную Кастеллоза и прозванную сестра Анезия, стали увещевать сказать правду еще до начала пыток.

И она ответила: «Я не знаю, что угодно вашим милостям».

Тогда ее посадили на специальную скамью и стали вязать руки веревками. Но прежде чем прикрутить их, еще раз увещевали сказать правду. И она ответила, что ей нечего сказать. Тогда было приказано прикрутить винт и дать один поворот веревке. И так было сделано. И девица Амансульта ахнула и произнесла: «О, Господи!»

Тогда приказали дать второй поворот винта, и дали, и предложили ей сказать правду. Она опять ахнула и ответила: «Скажите, чего вы хотите от меня, и я готова служить вашим милостям».

Тогда приказали еще раз прикрутить веревку, и прикрутили, и сказали ей, чтобы сказала правду из любви к Богу.