Цитадель в огне - Гай Юлий Орловский

Лотер посмотрел на него с интересом.

– Интересный взгляд. А что, в самом деле могут быть такие рыбой ушибленные…

– Почему рыбой? – спросил Булук.

Лотер отмахнулся.

– Был в древности могучий колдун, рыбой ушибло, с того дня совсем понимать перестали.

Булук сказал веско:

– У нас нет рыбой ушибленных. Не видишь, мир и спокойствие, умиротворение? Вода как зеркало, никто никого не ушибает, все размышляют о величии созданного мира.

– Даже жабы?

– Жабы в первую очередь. Они мудрые, по ним разве не видно?

– Видно-видно, – заверил Лотер. – Вот бы такое спокойствие в наш Совет Хранителей! А то рык, рев, визг, сверкают зубы, клыки и когти, во все стороны шерсть и чешуя…

Булук сказал решительно:

– В болото переносить заседания не дам! Деритесь в своем отвратительном мраморном зале. Его не жалко, а здесь незамутненная чистота и умиротворение.

Лотер широко улыбнулся.

– Да я не потому зашел. Просто теперь количество Хранителей увеличилось, это хорошо…

– Но? – спросил Булук требовательно. – О чем умалчиваешь? Я же вижу по твоей хитрой человечьей морде, хоть ты и ворг!

Лотер вздохнул.

– Да так. Верю, что все они хорошие существа, хотя не могут все быть хорошими, иначе мир был бы другим, но мы с тобой сражались с огненными тварями бок о бок, потому у меня к тебе больше доверия, чем к новеньким!

Булук кивнул.

– У меня то же самое. Я тебе верю, ты мне спину прикрывал, пару раз даже мою шкуру спас, хотя я, конечно, твою раз десять… В общем, к тем еще долго будем присматриваться.

– Вот-вот, – сказал Лотер. – Я почему зашел? Хотя у нас с тобой бывает… ну, не вражда, а неудовольствие, но все же давай держаться вместе против новеньких. Пока да, не узнаем их получше.

– Хочешь предложить, – поинтересовался Булук, – чтобы я поддерживал твои предложения?

– А я буду поддерживать твои, – пообещал Лотер. – Конечно, ни одно из них не должно быть у нас направлено друг на друга.

– И даже задевать краешком, – сказал Булук. – Так?

– Так, – ответил Лотер.

– По рукам, – сказал Булук.

– По ластам, – согласился Лотер.

Булук отдернул руку, в глазах проступила угроза.

– Это оскорбление?

– Это у нас ласты, – ответил Лотер и пояснил торопливо: – Когда у нас умирает или погибает хороший ворг, про такого говорим, что склеил ласты. А если умер дурной, то откинул копыта.

– А-а, – сказал Булук, – тогда по ластам!.. А теперь топай, не мешай мне созерцать прекрасное…

Эльфийка что-то тихо шептала огромному ворону, который уселся на самой нижней ветке ее Дерева. Перья переливаются синевой, клюв такой, что Керкегор может смело завидовать, лапы, как грабли, способные ухватить козленка.

Птица смотрит на Каонэль не по-птичьи умными глазами, которые вроде какие-то белесые. Время от времени ворон вытягивает то одно, то другое крыло, словно жаждет поскорее подняться в небо и улететь подальше от непонятного места, но каждый раз, когда приседает, готовясь подпрыгнуть, серая что-то ласково ему говорит. Птица щелкает клювом, но остается на месте.

Тарнат все это время таращил глаза на Каонэль, на его широком лице удивление перешло в откровенный восторг.

– Чего таращишься? – спросила Каонэль с холодком.

Он сказал жарко:

– Желтоглазка, ты стала в сто раз красивее… Это что, Дерево так действует?.. То была замызганная выдра, а сейчас от тебя чуть ли не свет идет!.. И так хорошо пахнет. Духи такие? Смотри, ворг может не утерпеть. Сожрет с косточками, а они у тебя наверняка нежные, хрупкие, сладенькие, сам бы похрустел, у меня смотри, какие зубы красивые…

Услышав голос гнома, ворон хищно вздыбил перья, он оттолкнулся от ветки, через секунду вверху послышалось хлопанье крыльев и утробное карканье.

Глаза эльфийки сверкнули, она с надменностью выпрямилась, посмотрела свысока, хотя и так выше Тарната на целый его рост.

– Грубый ты. Мы теперь Хранители, забыл?..

– Нет, – ответил он честно, – а что, надо меняться?

– Надо, – отрезала она. – Если я эльфийка, а я и есть эльфийка, то не могу быть замызганной, как ты, дурно пахнуть, как Булук, или одеваться, как ворг или гоблин.

Он покрутил головой.

– На тебя даже смотреть страшно, какая ты красивая!

Каонэль сказала медленно и снисходительно:

– Ты еще нашу Селину не видел.

– Ихтионку? – охнул Тарнат. – Что, и она преобразилась? Все, побежал смотреть…

И, не удостоив ее больше взглядом, заторопился в сторону большого хрустального купола над бассейном.

Каонэль обиженно вздохнула, но тут же напомнила себе, что она в самом деле привела себя в тот вид, в каком должны видеть: прекрасная и сияющая, одета изысканно и со вкусом, обувь наконец-то по ноге, а не дорожные ботфорты, которые вообще-то удобные, но совсем не подходят Хранителю. К тому же эти сапожки изумительно расписаны узорами и усыпаны бисером, на каблучках, что прибавляет росту и стройности.

Тарнат переступил порог подкупольного дома Селины, навстречу пахнуло теплым влажным воздухом, там в центре просторный бассейн, окаймленный изящным бортиком с широким поручнем, на нем удобно даже сидеть, остальное пространство до прозрачных зеленых стен почти свободно, если не считать пару столиков и с полдюжины легких кресел с ажурными спинками, все снежно-белое, словно из застывшей морской пены.

Восемь таких же белых колонн подпирают свод, хотя, как предположил Тарнат, больше для красоты, чем по необходимости.

Он вошел весело и бодро, вид принял значительный, молот не в руке, а за спиной, что делает его походку еще более прямой и гордой.

Селина вопреки ожиданию не плавает в своем огромном роскошном бассейне, где вода настолько прозрачная, что ее как бы и нет вовсе, а шагах в пяти от края воды сидит за столом и читает толстую книгу с пожелтевшими от времени страницами.

Жилетку, видимо, глядя на Эвриалу и Аэлло, сменила на простое короткое платье, непонятно, правда, где взяла. Но сидит так, словно по ней шили, волосы перебросила на одну сторону и перевязала голубой лентой. На поясе небольшая сумка, в которой, вероятно, хранит свою часть Талисмана.

Гном резко остановился. Из-за колонн вышел и направился к нему огромный морской змей с распахнутой пастью, но почему-то на четырех крепких лапах, а по мрамору плит тащится, поскрипывая алмазной чешуей, длинный мощный хвост.

Селина подняла голову, в глазах заблестел смех, сказала весело: