Расщепление. Беда - Фэй Уэлдон

— Да. И по-моему, тут что-то другое. В постели у нас по-прежнему все хорошо. Только раньше мы при этом много говорили, как бы обменивались впечатлениями, а последние несколько недель он не хочет, чтобы я разговаривала. Даже закрывает мне рот ладонью, если я пробую что-нибудь сказать. Твой автоответчик это не записывает, надеюсь?

— Нет, — ответила Гильда.

— Потому что я вообще-то не люблю делиться такими интимными вещами; получается вроде как предательство. Что, если твой Стив включит автоответчик и услышит, как я рассказываю о своей сексуальной жизни со Спайсером?

— Я твоя лучшая подруга, — сказала Гильда. — Со мной ты обо всем можешь разговаривать. Я вон чего только тебе не рассказывала.

— В общем, получается, словно он знай себе трудится в темноте и безмолвии, а ко мне все это не имеет никакого отношения. Не могу толком объяснить. Я не против, мне это даже нравится. Просто стало по-другому. Бездушно. Только бы это продолжалось не слишком долго.

— Может быть, из-за ребенка он так?

— Но ведь Спайсер сам непременно хотел, чтобы я забеременела. Один твой, он говорил, один мой и один наш общий. И по-моему, в этом он не переменился.

— А может быть, он хотел мальчика? Мужчинам это свойственно.

— Не думаю. Это я обязательно хотела знать наперед, кто у меня, мальчик или девочка. А Спайсер говорил, не надо, это неестественно, ему больше нравится, когда не знаешь. Но мне кажется как-то странно: в клинике знают пол ребенка, а родителям не сообщают, как будто это игра такая.

— А мне кажется, ты уделяешь больше внимания зародышу, чем Спайсеру, и ему это не нравится. Я должна идти, Анетта, у меня второй телефон звонит.

Анетта приготовила для Спайсера особенный обед и надушилась за ушами. Спайсер любит, когда от Анетты пахнет духами. А она вдруг сообразила, что в последнее время совсем перестала душиться.

* * *

Спайсер вернулся без девяти минут восемь вместо шести, как возвращался обычно. Анетта старательно воздержалась от упреков и расспросов. И он по своей инициативе тоже не стал извиняться, тем более что-либо объяснять.

— Прости, что я позвонила к тебе на работу, Спайсер, — сказала Анетта. — Я знаю, ты любишь сам мне звонить, а не чтобы я тебе звонила. Просто иногда я немного расстраиваюсь, когда ты уезжаешь с утра не в духе.

— Гм, — произнес Спайсер. — Я вижу, ты открыла Сент-Эстеф 85-го года.

— Я приготовила особое угощение сегодня на обед, — объяснила Анетта. — Говяжьи трубочки с начинкой. Ты ведь это любишь. И подумала, что неплохо бы подать к ним наше лучшее вино.

Анетта накрыла к обеду в столовой. Она разыскала свечи и начистила подсвечники. От свечей на серые шторы ложились уютные блики. В вазах стояли цветы — белые и красные розы. Комната выглядела восхитительно.

— Я думал, беременным не полагается пить алкоголь, — сказал Спайсер.

— Бокал-другой не повредит, — ответила она.

— Я думал, ты в клинике, — сказал он. — Разве тебе сегодня туда не надо было?

— Сегодня дополнительные занятия для пап, — ответила она. — Так что раз ты не мог поехать, мне тоже никакого смысла не было. Правда, Стив с Гильдой поехали. Зато у меня образовалось свободное время, чтобы приготовить особое угощение нам на обед. И мы сможем побыть вдвоем, так как Джейсон и Сюзан ушли в кино. Будем есть?

— Не понимаю, зачем ты приготовила говядину, — сказал он. — Я же мясо не ем. Есть мясо противно натуре.

— С каких это пор? И чьей натуре?

Но он не ответил. Он был не в шутливом настроении.

* * *

— Боюсь, без мяса один овощной гарнир — как-то скудно, — извинилась Анетта, подавая мужу тарелку.

— Мне вообще требуется очень немного, — объявил Спайсер. — Фрукты-овощи, иногда что-нибудь бобовое. Знаешь, если бы у тебя постоянно стояла ваза с фруктами, я мог бы брать что-нибудь, когда аппетит придет, и тогда можно было бы обходиться без этих никому не нужных семейных трапез. Тем более без обедов вдвоем. Они, наверно, так же в тягость тебе, как и мне.

Вежливо улыбнувшись Анетте, Спайсер встал из-за стола и вышел в гостиную. А там, вместо того чтобы развернуть, как обычно после обеда, газету, открыл книгу «В поисках Отца» с красно-оранжевыми спиралями на обложке и погрузился в чтение.

Анетта убирала со стола. Ребенок в животе взбрыкнул. Анетта запустила в стену тарелку. Тарелка разбилась. Анетта влетела в гостиную, выхватила у Спайсера книгу из рук и швырнула в огонь.

— Спайсер, мать твою, в чем дело, а? — заорала она на него.

Спайсер хладнокровно смотрел на жену, по временам переводя взгляд на камин, где догорала книга. Он мог бы еще ее спасти, если бы пожелал, но это не входило в его намерения.

— Ты посмотри на себя, — сказал Спайсер. — Посмотри на себя в зеркало и спроси у себя, в чем дело. И попробуй взять себя в руки. Ты совсем обезумела.

— Но что я такого сделала?

— Ты не виновата, — сказал Спайсер. — Ты собой не владеешь, я понимаю. Но давай вспомним, как было дело. Сначала ты звонишь мне в контору и пытаешься ли шить меня покоя на работе; ты ни на час не можешь от пустить меня от себя; потом ты звонишь моей секретарше и пытаешься настроить ее против меня. Все утро ты по тратила на разговоры по телефону с Гильдой, обсуждая нашу супружескую жизнь, — я обедал со Стивеном, кстати сказать, его, кажется, собираются уволить. Ты полностью сосредоточена на себе и лишена чувства порядочности. Думаешь, мне приятно, что ты обсуждаешь нашу супружескую жизнь со своей лесбиянской подругой? Любопытно, чем объясняется ее власть над тобой? А вечером, когда я поздно пришел домой, ты даже не поинтересовалась узнать, почему я задержался. Ты надушилась, а это при твоей рассудочности означает, что на сегодня у тебя запланирован секс. Ты попросила прощения за то, что звонила мне на работу, и то хоть слава Богу, но тут же, не переводя дыхания, упрекнула меня, что я, видите ли, тебя расстроил. Ты откупорила бутылку Сент-Эстефа 85-го года, не посоветовавшись со мной, — ты покушаешься на мой авторитет даже в том, что касается вин! — и, что еще гораздо хуже, совершенно не заботишься о благе нашего ребенка. Ты так амбивалентно относишься к маленькой Гиллиан, что я не удивлюсь, если она у тебя родится недоношенной. Ты не ходишь на занятия для беременных, делаешь себе же хуже назло мне, потому что взваливать на меня ответственность за твои действия — это у тебя такой способ держать меня на привязи, да еще ты не утерпела, чтобы не подковырнуть меня намеком, что, мол, Стив, он вот ходил с Гильдой. Бедняга Стив, у него, похоже, совсем нет собственной воли. Тебе надо владеть мной единолично, поэтому ты отсылаешь детей в кино, хотят они того или нет, не говоря уж о том, что я мог за день по ним соскучиться. Ты готовишь на ужин говядину, хотя прекрасно знаешь, что в последнее время единственный белковый продукт, который я могу есть, это белое мясо: курятина или в небольших количествах рыба, а овощи ты переварила до того, что случайностью это быть никак не могло. А потом ты разбиваешь несколько тарелок, прибегаешь вслед за мной сюда, вырываешь у меня из рук книгу, которую я мирно читаю, и швыряешь ее в огонь. И ты еще спрашиваешь, в чем дело? Пожалуйста, не принимайся плакать, а то расстроишь детей. Они заметят, что у тебя заплаканные глаза, когда вернутся из кино. Они и без того расстроены. Договорились?