Любовник смерти - Борис Акунин

Увидал: Проха. На спине лежит, мордой кверху.Однако пригляделся получше — охнул. Мордой-то Проха был кверху, но только лежалне на спине, на брюхе. У живого человека шея таким манером, шиворот-навыворот,перекрутиться никак не могла.

Знать, это его, Прохины, спички-то, с разбегудодумалась прежняя мысль, и только потом уже Сенька, как положено, закрестилсяи попятился. Ещё и спичка, сволочь, пальцы обожгла. Вот он отчего поперхнулся,Проха-то. Это ему в один миг башку отвернули, в самом что ни на есть прямомзначении. А Проха от такого с собой обращения взял и помер.

И черт бы с ним, не больно жалко. Но что ж этоза чудище, которое этакое с людьми выделывает?

А потом Скорику пришло на ум ещё вот что. БезПрохи найти этого душегуба стало никак невозможно. Борода до пупа, конечно,примета знатная, но только ведь набрехал, поди, Проха, царствие ему, подлюке,небесное. Как пить дать набрехал.

Из всей дедукции-проекции вышло одно разбитоекорыто, как у жадной старухи (прочёл Сенька ту сказку — не понравилось, процаря Никиту лучше). Нет бы Проху на заметку взять, да Эрасту Петровичу всёрассказать. Захотел отличиться, вот и отличился. Верную ниточку собственнымируками порвал.

* * *

От расстройства чуть не забыл Смертьино письмопрочесть, спохватился уже на самой Спасской.

“Здравствуйте Эраст Петрович. Вчера вечеромбыл пристав. Про серебряную денежку спросил сам. Я говорю подарок. Он говоритновый соперник? Не потерплю. Кто таков? Я как вы велели отвечаю что богатыйчеловек серебра полны карманы. Собою красавец хоть не молодой и с сединой нависках. Ещё говорю заикается немножко. Пристав про серебро сразу позабыл идальше только про вас расспрашивал. Глаза спрашивает голубые? Говорю да. Ароста вот такого? Говорю да. А на виске вот тут малый шрам есть? Отвечаю вродеесть. Что тут с ним началось аж затрясся весь. Где живёт да то да сё. Я обещаларазузнать и ему всё рассказать. А к Упырю я сама пошла не хотела его паука усебя принимать. Этот-то больше про серебро любопытствовал да что вы за человекда сильно ли богатый да как до вас добраться. Ему тоже разузнать обещала.Завязали мы с вами узел а как его распутывать непонятно. Пора нам встретиться ина словах обговорить. Всего в письме не напишешь. Приходите нынче ночью даСеньку с собой прихватите. Он на Хитровке все закоулки знает. Если что выведет.А ещё хочу вам сообщить что никого из них я теперь до себя не допускаю хотьпристав вчера и пугал и бранился. Но ему теперь вы нужны больше чем я.Пригрозила что не буду вас ни про что расспрашивать он и отстал. И знайте чтобольше никого из этих кровососов я до себя никогда не допущу потому нет на этобольше моих сил. У всякого человека свой предел есть. Приходите нынче. Жду.

Смерть”

Взволновался Сенька — ужас как, даже во ртустало сухо. Сегодня, нынче же ночью, он увидит её снова!

Инженер и Маса выслушали рассказ молча. Незаругались, дурнем не обозвали, но и сочувствия Скорику тоже не выказали. Чтобсказать “ах, бедняжка, сколько ты натерпелся!” или хотя бы воскликнуть “вотведь страсть какая!”, этого он от них, примороженных, не дождался. А уж какстарался впечатлить.

Что ж, и вправду ведь виноват.

— Извиняйте меня, Эраст Петрович и вы,господин Маса, — честно сказал Сенька напоследок. — Такая удача мнеподвалила, а я всё напортил. Ищи теперь свищи злодея этого.

Покаянно повесил голову, но из-под бровейпосматривал: сильно рассердились или нет?

— Твоё мнение, Маса? — спросил ЭрастПетрович, дослушав до конца.

Сенсей закрыл узкие глазки — будто утопил их вскладках кожи — и сидел так минуты две или три. Господин Неймлес тожепомалкивал, ждал ответа. Скорик от нетерпения весь изъерзался на стуле.

Наконец японец изрёк:

— Сенька-кун мородец. Теперь всё ясно.

Инженер удовлетворённо кивнул:

— Вот и я так думаю. Тебе не за чтоизвиняться, Сеня. Благодаря твоим действиям мы теперь знаем, кто убийца.

— Как так?! — подскочил на стулеСкорик. — Кто же?

Однако господин Неймлес на вопрос не ответил,заговорил о своём:

— Собственно, с д-дедуктивной точкизрения задача с самого начала представлялась несложной. Мало-мальский опытныйследователь, располагая твоими показаниями, решил бы её без труда. Однакоследователя интересует лишь закон, мои же интересы в этом деле обширней.

— Да, — согласился Маса. —Дзакон — это меньсе, чем справедривость.

— Справедливость и милосердие, —поправил его Эраст Петрович.

Похоже, эти двое отлично понимали друг друга,а вот Сенька никак не мог взять в толк, о чем это они.

— Да кто убийца-то? — не выдержалон. — И как вы его раскусили?

— Из твоего рассказа, — рассеянноответил инженер, явно думая о другом. — Устрой гимнастику мозгам, этополезно для развития личности… — И дальше забормотал невнятицу. — Да,вне всякого сомнения, справедливость и милосердие важнее. Слава Богу, я теперьчастное лицо и могу действовать не по букве з-закона. Но время, у меня совсеммало времени… И потом эта маниакальная осторожность, как бы не спугнуть… Разом,одним ударом. Одним махом семерых побивахом… Эврика! — воскликнул вдругЭраст Петрович и шлёпнул по столу ладонью так громко, что Сенькадёрнулся. — Есть план операции! Решено: справедливость и милосердие.

— Операция будзет так надзываться? —спросил сенсей. — “Справедривость и миросердие”? Хоросее надзвание.

— Нет, — весело сказал господинНеймлес, поднимаясь. — Название я придумаю поинтересней.

— Что за операция? — жалобноскривился Скорик. — Сами говорите, благодаря мне всё разгадали, а саминичего не объясняете.

— Пойдём с тобой ночью на Яузскийб-бульвар, там всё узнаешь, — таков был ответ.

* * *

Пошли.

Смерть открыла сразу как постучали — вприхожей, что ли, поджидала? Распахнула дверь и молчит, смотрит на господинаНеймлеса — не мигая, жадно, будто у ней перед тем глаза были завязаны, илидолго в темноте сидела, или, может, прозрела после слепоты. Вот как она на негосмотрела. А на Сеньку даже не взглянула, не то что “здрасьте, Сеня” сказать или“как здоровьице”. Эрасту Петровичу на его “добрый вечер, сударыня”, правда,тоже не ответила. Даже немножко поморщилась, будто каких-то других слов ждала.