Громов - Игорь Цыбульский

После захвата перевалов планировалась пауза, с тем чтобы лое-джирга могла провести переговоры с моджахедами, оппозиционным альянсом семи и местными племенами, с тем чтобы получить свободный проход для колонн. Пауза получилась довольно длительная. Не хотели лишних жертв. Это была умная позиция правительства Афганистана, в полной мере отражавшая идеи политики национального примирения. После того как оппозиция, полевые командиры и племена отказались от переговоров, операция была проведена до конца.

Провезли все, что было необходимо. Колонны не имели потерь. «Магистраль» вошла в историю Афганской эпопеи и современную военную науку, как одна из блестящих операций.

Следует сказать, что все те операции, которые провел Громов, были на высоте, в том числе и на завершающем периоде — имеется в виду вывод войск.

Обеспечивался вывод войск в два этапа. Первый — с 1988 года и второй — зимой 1988/89 года. Оба были проведены фактически без потерь, не считая столкновения на Южном Саланге. Но там была совершена провокация.

В то время проходила замена наших войск, которые стояли на охране Южного Саланга, на правительственные афганские войска. Я лично предлагал Ахмад-шаху Масуду, чтобы Южный Саланг охранялся полностью его отрядами и чтобы его отряды не позволяли никому обстреливать наши колонны. Ахмад-шах не захотел в этом участвовать, к сожалению. Мы с послом, Юлием Михайловичем Воронцовым, планировали встретиться с Ахмад-шахом и обо всем договориться, но он трижды сорвал встречу. Тогда и случилось то, единственное, боевое столкновение. А в основном вывод войск прошел безупречно.

Это, кстати, очень точный показатель отношения народа Афганистана к советским войскам. В Кабуле проводы были очень торжественными. Присутствовали президент, все руководство страны и, по сути, все население города. Были и цветы, и слезы. Это было искренне. Конечно, имелись и моджахеды, которые просто мечтали, как призывал тот же Гульбедин Хекматияр, устроить напоследок уходящим советским войскам кровавую баню. Ничего не получилось. Ни одной боевой потери личного состава и техники. Это очень важно. И главная заслуга тут принадлежит командующему 40-й армией генералу Борису Громову.

— Мы выходили, а наши места занимала афганская армия, — вспоминает В. А. Васенин. — Все рассчитано. Тыл ни минуты не должен оставаться пустым.

Как и было оговорено, мы все передавали правительственным афганским войскам. Военные городки с полным благоустройством. Вселяйся и живи. Постели застилались новым бельем. Кондиционеры, если они там стояли, не снимались, часы висели, телевизоры и холодильники работали. Обстановка в кабинетах и комнатах отдыха сохранялась. Все принималось по актам.

Я лично передавал трубопровод длиной 450 километров. По нему подавалось горючее. Ни много ни мало — миллион тонн топлива в год! В основном это был авиационный керосин для наших ВВС.

Наверху, на Саланге, стояла 43-я насосная станция, и оттуда до самого Баграма горючее шло самотеком прямо на аэродром. Этот участок моджахеды полностью уничтожили. Министр обороны Язов приказал мне восстановить его. Это было 25 января. Срок дал до 4 февраля.

Язов почему-то называл меня Васильевым.

— Товарищ Васильев, ставлю вам задачу — восстановить трубопровод и передать по акту афганскому командованию.

Вот я и передавал трубопровод в Баграме… сержанту, потому что афганский трубопроводный полк разбежался. Я был вынужден передать трубопровод простому сержанту! У него была печать. Составили акт. Сержант приложил печать и получил в свое распоряжение огромный исправный трубопровод. Он, конечно, сразу бы стал миллионером… если бы в трубах был керосин, а не вода!

На этом трубопроводе мы постоянно несли потери и в людях, и по горючему. Если посмотреть по годам, то в среднем не меньше шести процентов. То есть теряли примерно 60 тысяч тонн горючего в год. «Духи» постоянно атаковали трубопровод. Они прекрасно понимали его значение. Покоя тем, кто там работал и охранял его, не было никогда.

К августу 1988 года потери горючего увеличились до 12 процентов. А в январе, перед выводом войск, они составили около 25 процентов! Думаю, что те афганцы, которые жили возле этого трубопровода, до сих пор торгуют авиационным керосином.

Случалось, и не раз, что по трубе шло некондиционное топливо. Техник берет пробу и видит в керосине пузырьки воздуха. Топливо пришло, в течение восьми часов отстоялось и уже должно быть кондиционным. Но пузырьки держатся, не исчезают. А воевать надо! Самолеты постоянно летают. Тут уже приходится заниматься переброской. У нас были Ми-8, Ми-26 — вертолеты-танкеры. Приходилось их загружать кондиционным топливом и перебрасывать на необходимые направления. С одного вертолета можно заправить сразу шесть танков.

В это время некондиционное топливо отстаивалось и потом применялось, а если не отстаивалось, то шло на отопление, ведь у нас не было ни газа, ни угля, ни дров. Кухни, отопление помещений — все работало на соляре и некондиционном топливе.

У нас было два трубопровода — на Кушкинском направлении до Шинданда и от Термеза до Баграма. Велся строгий учет диверсий на трубопроводе. Как только на гарнизонных насосных станциях изменяется давление, тут же БТР с саперами уходит по линии устранять повреждения. Это нелегкая и опасная работа. «Духи» не только разрушали трубопровод, они минировали подходы, делали засады на ремонтников. А труб больше четырехсот километров! Все же мы с помощью инженерных войск справлялись с этими задачами.

Инженерные войска — это очень важно. Мы с ними постоянно сотрудничали. Представьте — диверсия на трубопроводе. Хлещет горючее, а подойти-то нельзя, там фугас, мины. Поэтому мы всегда вместе с саперами работали.

Дорожно-комендантская бригада действовала четко по восстановлению дорог, по пропуску колонн. Автомобильных колонн было очень много. Только одних батальонов подвоза пятнадцать, а в каждом батальоне по триста с лишним единиц техники. Да еще батальоны в дивизиях, да в отдельных бригадах, в авиации тоже свои батальоны подвоза. Гигантское хозяйство.

Интересно строилось в 40-й армии управление этим хозяйством. Система была отработана при Громове.

В каждой колонне имелся авианаводчик. Это офицер ВВС, который прекрасно ориентируется на местности и по карте, у него радиостанция «Ромашка». Самолет-ретранслятор («ртишка») типа Ан-26 постоянно барражировал в воздухе, и, если совершалось нападение на колонну, авианаводчик по рации через ретранслятор связывался с ЦБУ — центром боевого управления. Тот ставил задачи авиации и артиллерии, и немедленно наносился удар.

Борис Всеволодович отладил взаимодействие так, что не более чем через 15 минут после нападения «духи» получали полноценный ответ.

Через каждые 30–40 километров стояли диспетчерские посты. Там была связь KB-диапазона, и все сведения поступали на Центральный диспетчерский пункт, который был постоянно в курсе всего, что касалось продвижения любой колонны.

Была четко отработана система защиты самой колонны. Вместе с ней двигались БМП, тягачи, эвакотягачи. Всегда имелись передвижные зенитные установки. Не против авиации, ее у моджахедов не было, а для того, чтобы отстреливаться в горах, когда колонну атакуют с крутых склонов и скал. В этом случае зенитки — очень эффективное средство обороны. Ведь главная работа в Афганистане состояла именно в проведении различных колонн.