Профессиональное убийство. Не входи в эту дверь! - Энтони Гилберт

– Да, она сказала, что у нее не в порядке нервы.

– Поэтому я и удивился, что ко мне направили такую юную сиделку. Нужен опыт, чтобы ухаживать за такой пациенткой, как моя жена.

Постояв на втором этаже, они поднялись по лестнице еще выше, к мансарде. Ньюстед продолжал говорить на ходу:

– Я хочу вам кое-что объяснить… Врач затрудняется поставить диагноз и точно определить болезнь моей жены. Говорит, что, кроме сердца, ей не на что жаловаться. Но она все время находится в подавленном состоянии. Хотя для этого нет никаких причин. Войну она пережила без потрясений, детей у нас нет, в деньгах недостатка не испытываем… – Тут он поспешно добавил: – Конечно, приходится экономить, ведь болезнь Эдель требует больших расходов. Смешно сказать, но ее раздражает все на свете, она томится от скуки… Эдель не опасно больна, но постоянно сама себя терзает. Ее самая большая беда в том, что она постоянно о чем-то думает. Это – худшее, что может делать женщина. Достаточно того, что думать приходится мужчинам, которые правят жизнью. Если женщина слишком много думает, она может сойти с ума. Она начинает вспоминать прошлое, перебирает каждую мелочь, и в результате ей в голову лезут всякие небылицы и во всем видится что-то подозрительное. Нечто подобное, мне кажется, и происходит с моей бедной женой.

Наконец они остановились перед какой-то дверью, и Ньюстед вставил ключ в замочную скважину. Эта каморка предназначалась, вероятно, для прислуги в те времена, когда строился дом, – лет сто назад. Потолком служил скат крыши, а в глубине узкой комнатушки виднелось круглое окно.

Утром Нора разглядела свое убогое, заваленное хламом жилище со старыми обшарпанными стульями и кроватью.

– Думаю, здесь вам будет удобно, – сказал Ньюстед, зажег керосиновую лампу и поглядел на стены, оклеенные обоями в розовых цветочках. – Мы живем небогато. Да и кто позволяет себе жить в роскоши после войны? К сожалению, моя жена не хочет смириться с таким положением вещей. У Эдели странные представления о жизни и о наших материальных возможностях, я с ней не согласен и не понимаю, чего она хочет. Вы тоже не обращайте внимания на ее россказни и выдумки. Если требовать от жизни больше того, что жизнь может дать, рано или поздно почувствуешь себя несчастным человеком и захочешь обвинить в своей беде другого человека… который вовсе не виноват. Я надеюсь, вы меня понимаете.

– Нет, не совсем, – медленно ответила Нора. – Вы хотите сказать, что ваша жена сумасшедшая?

– Нет, нет, вовсе нет. Просто ее губит черная меланхолия. В прошлом году она хотела кончить жизнь самоубийством. Никаких поводов для этого не было, но всякий пустяк приводил ее в отчаяние, самая маленькая неприятность представлялась ей трагедией. Если, например, сосед с ней на улице не поздоровается, она уже считает, что он ее ненавидит и презирает. Если ей хочется иметь какую-то вещь, которую я не в состоянии купить, она говорит, что я над ней издеваюсь. Она вбила себе в голову, что этот дом ее подавляет и угнетает. Но вы же видите, что у нас самый обычный дом. А она ничего не видит и ничего не хочет понимать. Пишет письма людям, которых и в живых уже нет; звонит по телефону чужим людям, которых называет друзьями… Сплошной бред!

– К ней никто не приходит в гости? Ей, наверно, очень скучно и страшно сидеть здесь одной.

– Она отпугнула всех приятельниц и знакомых. Ей все время казалось, что они против нее что-то замышляют, и не стеснялась им об этом говорить. Понятно, что все ее оставили. То же самое случилось и с прислугой. Если Эдель замечала хоть пылинку в комнатах, если серебряная посуда не была начищена до блеска, она ругала прислугу на чем свет стоит. Конечно, служанки у нас не задерживались. Меня она сделала своим домашним рабом… А мне ведь надо еще и деньги зарабатывать. Знаете, я все-таки доволен, что вы пришли. Даже неплохо, что вы так молоды. Вы, думаю, сумеете развлечь Эдель. Недавно ее навестила соседка, мисс Форбс, но жена наговорила ей дерзостей и выгнала.

– Кто знает, может быть, я ей тоже не понравлюсь, – сказала Нора.

– Но вас ведь учат в медицинском колледже, как надо обращаться с пациентами. Разве что… Эдель взбредет в голову какая-нибудь новая причуда… Она вообще-то предпочитает общаться со старухами… Но вы не обращайте внимания на ее выходки. Если вам удастся убедить ее, что она не так больна, как ей кажется, и заставить ее встать с постели, вы сделаете больше, чем самый лучший врач со всеми его лекарствами.

– У вашей жены есть родственники? – поинтересовалась Нора.

– Эдель никого не любит, – хмуро ответил Ньюстед. – Но вместе с тем ей нравится каждому что-нибудь обещать за счет другого. И она бывает очень рада, если ей удается поссорить своих близких… Я не зря предупреждаю вас обо всем этом. Будьте начеку. И вот еще о чем я вас попрошу. Вы сами знаете, что не все люди богаты. Постарайтесь внушить ей, что она не должна считать себя несчастной, если у нас нет лишнего фунта стерлингов. Я буду и дальше стараться убедить Эдель, что далеко не у всех женщин есть такой муж, как я, который зарабатывает, в общем, неплохие деньги. А вы попробуйте уверить ее, что ей живется гораздо лучше, чем многим женщинам, и тогда мы поможем ей сделать первый шаг к выздоровлению.

Когда Нора стояла у станции в ночном тумане, ей было неприятно и жутковато; когда ее вел по пустынным улицам таинственный Сэм, ей иногда становилось страшно и хотелось скорее укрыться в гостеприимном доме, но теперь ее душу вдруг охватил такой панический страх, что ей чудились впереди самые немыслимые опасности. Этот мрачный, промозглый дом внушал ужас, этот непонятный говорливый человек был страшен, но больная, которую она еще не видела, почему-то заранее вызывала у нее жалость.

Нора готова была думать, что миссис Ньюстед в самом деле сумасшедшая и даже может поджечь дом. Но что-то подсказывало девушке, что мистер Ньюстед мог сам довести свою жену до помешательства.

Нора вспомнила о Сэме и обрадовалась, что он придет сюда на следующий день. Она его, правда, совсем не знала, но по крайней мере он был вполне нормальным человеком.

В этом сумрачном доме, где обязательно должны были жить летучие мыши, обитали какие-то странные люди. Норе казалось, что и жена, и муж – оба не совсем в своем уме. Она невольно вздрогнула.

– Тебе холодно? – спросил Ньюстед, вдруг обратившись к ней на ты и бросив взгляд на камин, где не было ни одного поленца. – Выпьешь горячего чая и согреешься. Надеюсь, ты захватила с собой пачку чаю? Чего молчишь? Ну ладно. Я дам тебе на заварку. И сам попью с тобой чайку. Пойду поставлю чайник.

Он шагнул к двери и снова обернулся к молчавшей Норе.

– Не забывай гасить свет, – протянул ей маленькую электрическую лампочку в двадцать пять свечей. – С тех пор как моя жена заболела, я сам веду хозяйство. Хорошо еще, что иногда соседка помогает. Не задерживайся здесь и быстрее спускайся вниз. Понятно? Этажом ниже есть ванная комната. Но лучше иди прямо на кухню. Ни в коем случае не разбуди Эдель. Надень свои ночные туфли. Да, обязательно надень туфли…

Он криво усмехнулся, кивнул Норе и тихо прикрыл за собой дверь. Ей почему-то подумалось, что этот человек не очень-то обеспокоен болезнью жены, хотя и заботится о ее спокойном сне.