Путешествие вокруг света на корабле «Бигль» - Чарльз Роберт Дарвин

Родство, пусть отдаленное, между макраухенией и гуанако, между токсодоном и водосвинкой[175], более близкое родство между многими вымершими Edentata и современными ленивцами, муравьедами и броненосцами, ныне столь характерными для южноамериканской фауны, и, наконец, еще более близкое родство между ископаемыми и современными видами Ctenomys и Hydrochoerus – факты чрезвычайно интересные. Это родство изумительно выявляется – столь же изумительно, сколь между ископаемыми и вымершими сумчатыми животными Австралии – большой коллекцией, недавно привезенной в Европу из бразильских пещер г-ми Лундом и Клаузеном.

В этой коллекции имеются вымершие виды всех 32 родов (кроме четырех) наземных четвероногих, живущих ныне в провинциях, где расположены эти пещеры; вымершие виды гораздо многочисленнее современных: среди них имеются ископаемые муравьеды, броненосцы, тапиры, пекари, гуанако, опоссумы и многочисленные южноамериканские грызуны и обезьяны, а также другие животные. Я не сомневаюсь, что это изумительное родство между вымершим и современным миром на одном и том же материке прольет со временем больше света на вопрос о появлении и исчезновении живых существ на нашей земле, нежели факты какого бы то ни было иного порядка.

Нельзя без глубочайшего изумления размышлять о тех переменах, которые постигли Американский континент. В прежние времена он, должно быть, изобиловал громадными чудовищами; в наши дни мы находим здесь просто пигмеев по сравнению с предшествовавшими близкими им расами. Если бы Бюффону были известны гигантский ленивец, громадные животные, похожие на броненосцев, и погибшие толстокожие, он мог бы сказать, что в Америке творческая сила утратила свою мощь, и это звучало бы правдоподобнее, чем его утверждение, что она никогда не отличалась большим могуществом.

Большинство этих вымерших четвероногих, если не все, жили в поздний период, в одно время с большей частью современных морских моллюсков. С тех пор как они жили, не могло произойти очень большой перемены в облике страны. Что же в таком случае повело к исчезновению стольких видов и целых родов? С первого раза трудно устоять против мысли о какой-то гигантской катастрофе; но для того, чтобы таким образом были уничтожены как крупные, так и мелкие животные в южной Патагонии, в Бразилии, в Перуанских Кордильерах, в Северной Америке вплоть до Берингова пролива, нам пришлось бы допустить потрясение всего земного шара. Кроме того, изучение геологии Ла-Платы и Патагонии ведет к мысли, что весь ландшафт, со всеми его особенностями, есть результат медленных и постепенных изменений.

Из характера окаменелостей Европы, Азии, Австралии, Северной и Южной Америки следует, что условия, благоприятствующие существованию более крупных четвероногих, еще недавно были распространены по всему свету, но что это были за условия, никто пока и не догадывается. Едва ли дело здесь в перемене температуры, которая уничтожила бы приблизительно в одно и то же время обитателей тропических, умеренных и полярных широт в обоих полушариях. О Северной Америке нам положительно известно благодаря исследованиям м-ра Лайелля, что крупные четвероногие жили там после того периода, когда валуны были занесены в широты, куда ледники ныне никогда не заходят; убедительные, хотя и косвенные доводы позволяют нам питать уверенность, что и в Южном полушарии макраухения жила много времени спустя после того периода, когда валуны переносились ледниками. Не человек ли, после первого своего вторжения в Южную Америку, уничтожил неповоротливого мегатерия и других Edentata, как предполагали некоторые?

Но что касается гибели по крайней мере маленького тукутуко в Байя-Бланке, а также многих ископаемых мышей и других мелких четвероногих в Бразилии, то здесь мы должны искать иную причину. Никому и в голову не придет, чтобы засуха, даже гораздо более жестокая, чем те, что причиняют такой ущерб провинциям Ла-Платы, могла повести к уничтожению всех поголовно особей каждого вида от южной Патагонии до Берингова пролива.

А что сказать об исчезновении лошади? Неужели не хватило корма на тех равнинах, которые впоследствии наводнили тысячи и сотни тысяч потомков ввезенной испанцами породы? Неужели ввезенные впоследствии виды отняли пищу у великих предшествовавших рас? Можно ли поверить, чтобы водосвинка отбила пищу у токсодона, гуанако – у макраухении, современные мелкие Edentata – у своих многочисленных гигантских прототипов? Ни одно событие не поражает так в долгой истории мира, как повсеместное и не раз повторявшееся полное исчезновение его обитателей.

Тем не менее, если рассматривать вопрос с другой точки зрения, он покажется не таким запутанным. Мы не всегда помним о том, как поверхностны наши знания об условиях существования каждого отдельного вида животных; мы забываем также о существовании постоянно действующих препятствий, не допускающих слишком быстрого размножения любого организма, остающегося в естественном состоянии. Запас пищи в среднем остается постоянным, тогда как тенденция к размножению растет у каждого животного в геометрической прогрессии, и неожиданные последствия этого нигде не проявлялись столь поразительным образом, как в Америке, где в течение нескольких последних столетий европейские животные бродили в одичалом состоянии.

Каждое животное в естественном состоянии регулярно размножается: но для какого-нибудь давно установившегося вида всякий значительный прирост в численности явно невозможен и потому должен встречать какие-то препятствия. Мы, однако, редко можем с уверенностью сказать в отношении какого-либо данного вида, в какой период его жизни, в какое время года и только ли через продолжительные промежутки времени перестает действовать это препятствие и какова именно природа этого препятствия. Потому-то, вероятно, нас так мало удивляет то обстоятельство, что один из двух видов, очень сходных между собой по своему образу жизни, в одном и том же районе встречается редко, а другой – в изобилии; или что один водится в изобилии в одном районе, а другой, занимающий то же место в экономии природы, водится в изобилии в соседнем районе, по своим условиям очень мало отличающемся от первого.

Если спросить, почему это так, то сразу же получишь ответ, что это определяется каким-нибудь слабым различием в климате, пище или численности врагов; но как редко можем мы (если, впрочем, хоть когда-нибудь сможем) точно указать причину препятствия и тот способ, которым оно действует! Таким образом, нам приходится сделать вывод, что изобилие или малочисленность данного вида определяются какими-то обычно совершенно неуловимыми для нас причинами.

В тех случаях когда мы можем проследить истребление какого-нибудь вида человеком, полностью или же в пределах одного района, мы замечаем, что этот вид встречается все реже и реже и, наконец, исчезает; но было бы трудно указать, в чем, собственно, заключается различие[176] между истреблением вида человеком и гибелью его вследствие увеличения численности естественных врагов. Очевидность того, что редкость вида предшествует его полному вымиранию, всего поразительнее обнаруживается в последовательных третичных напластованиях, как это было отмечено рядом тонких наблюдателей; часто оказывается, что раковины того или иного моллюска в очень большом количестве попадаются в каком-нибудь третичном пласте, а теперь этот моллюск встречается крайне редко и даже долго считался вымершим.