Разжигая пламя - Ольга Ясницкая

Шарпворд молчал. Молчал достаточно долго, переваривая услышанное. В какой-то момент он достал блокнот, от которого, видимо, слишком опрометчиво отказался, и принялся что-то царапать на бумаге, то и дело зачёркивая и переписывая, при этом неразборчиво бубня себе под нос. Наконец, завершив, он почесал незаточенной стороной карандаша за ухом и посмотрел на Максиана:

— Не думал, что найду честь именно здесь, в Материнской Скорби, — произнёс он, не скрывая восхищения, — но я нашёл её! Ваши слова, Максиан, ваша готовность отдать жизнь… То, что вы сказали о свободе, нашло во мне сильный отклик. Пусть пока и не могу полностью разделить вашей точки зрения об осквернённых, но я хочу остановить кровопролитие до того, как оно случится! Но будет ли столь просто донести это до других? То, в чём нас убеждали веками — слишком сильно сдерживает. Даже если бы я поставил своё перо на службу вашим идеям, как далеко, по-вашему, мы продвинулись бы? Как далеко народ захотел бы пойти, понимая, что даже положение принцепса — не гарантия неприкосновенности? На что тогда рассчитывать простым людям?

— Скажу честно: ни на что. И просто тем более никому не будет, — покачал головой Максиан. — И как убедить людей за столь короткий срок — не представляю. Здесь я бессилен, друг мой. Как вы и сказали, нам прочищали мозги на протяжении столетий, а вы теперь хотите изменить всё за один выпуск статьи? Какой бы она красноречивой ни была, боюсь, кроме ненависти и ярлыка предателя вы больше ничего не добьётесь. Я рад, что смог посеять зерно здравомыслия в ваш ум, но не возьмусь просить вас о большем. Как выразился один мой приятель, стоит ли тянуть в могилу за собой кого-то ещё? Так вот, мой вам совет: раз уж вы хотите выпустить ваши слова из клетки, делитесь ими только с достойными. Быть может, тогда вы сумеете потушить пламя или хотя бы ослабить его разрушительность.

В дверь грубо постучали, сообщая, что время посещения вышло. Шарпворд неохотно поднялся и протянул руку:

— Для меня было честью говорить с вами, господин Максиан.

— Неожиданно, но для меня тоже! Искренне желаю вам удачи, Ян. Прошу, прислушайтесь к моему совету! Мне уже не помочь, но у вас ещё есть возможность что-то изменить. Надеюсь, фортуна будет к вам благосклоннее, чем ко мне.

Коротко кивнув, Ян направился к выходу, но у двери вдруг остановился, обернулся:

— Благодарю за совет, но это против моей природы. Зато я могу дать вам слово — верить или нет, дело ваше — но я клянусь, что искра, которую вы хотите взлелеять, будет вынесена мной из этих стен. Бережно и заботливо я унесу её, завернув в бумагу. И пусть вспыхнут тысячи газет, тысячи плакатов, пусть горит вся пресса, когда пламя, порождённое этой искрой, охватит массовую печать. Вашим стремлением к справедливости вы подписали себе смертный приговор. Не скажу, что я рад этому, но люди с такими взглядами не могут рассчитывать на долгую жизнь, а уж тем более занимать такой пост… Ваши благородные дела в прошлом дали вам такую возможность, но боюсь, теперь о них никто и не вспомнит. Впрочем, это не имеет значения. Ни для меня, ни для вас, я полагаю. Моё дело — быть уверенным в том, что вы были искренни со мной, пусть даже ценой жизни, и что ваши слова, которые я напечатаю, не будут очередной ложью.

Максиан понимающе улыбнулся. Порой мы знаем, что результатом наших действий будет смерть, но остановиться уже не можем, потому что это противоречит нашей душе, самой нашей сути.

— Тогда действуйте смело, Ян, потому что я уже и забыл, когда в последний раз был таким искренним, как в разговоре с вами.

Он был совсем рядом, всего в десятке шагов. Требовалось невероятных усилий, чтобы не потерять голову и не выдать себя. Нельзя, иначе рискует спугнуть.

Девятая вжалась в стену и — чтобы отвлечься, успокоиться — сорвала стальную маску и начала медленно вдыхать воздух через нос.

Вихрь презрительно хмыкнул, но промолчал, не решился на колкость — не дурак, чувствовал то напряжение, почти искрившее в воздухе.

Жажда нещадно терзала Девятую. Внизу живота растекалось желание, переходящее в боль. Теперь утолить его способен только Он. Нужно терпеть, хотя невыносимо сильно хотелось наплевать на всё и обрубить эту мучительную связь прямо сейчас.

Она не сводила глаз с мальчишки. Тот, в сопровождении двух сервусов, облачённый в такую же серую форму, поднялся по лестнице, ведущей к неприметной двери, а спустя минуту исчез за глухими стенами замка.

Девятая колебалась, решая, что делать дальше. Сколько придётся прождать, пока мальчишка пробудет там? К тому же не факт, что Он воспользуется тем же путём, чтобы покинуть замок.

— И что дальше? — Вихрь скрестил руки на груди, всем видом показывая недовольство.

— Увидим.

— Мы только тратим время! Их можно было прихлопнуть ещё в том доме, вместе с тем стариком!

Девятая раздражённо закатила глаза. Недаром хозяин поручил задание ей, а не этому тупице. На Арене Вихрю, конечно, нет равных, но в голове у него — как в Мёртвых пустошах, унылое ничто.

— То есть на приказ господина тебе наплевать?

Вихрь внезапно схватил её за горло, слегка приложил затылком о стену:

— Конечно же, мне плевать, тупая ты сука! Только по твоей вине мы торчим здесь хер знает сколько! Нам приказано уничтожить этих ублюдков, так чего мы ждём?!

Девятая провела ногтями по его груди — не раня, дразня — опустила руку ниже, зацепила пальцем ремень, рывком подтянула к себе:

— Нет, мой милый, не просто уничтожить — распотрошить их гнездо. В чём смысл травить крыс по одной, когда можно найти их нору и, дождавшись, когда все будут в сборе, сжечь всех дотла одним махом?

Она чувствовала, как ярость и возбуждение борются в нём. Умом он ненавидел её, а телом — желал до безумия. Справляться с Силой Вихрь так и не научился, да и не смог бы! Девятая рассмеялась:

— Не здесь, мой сладкий! Хотя, если так настаиваешь…

Вихрь грубо оттолкнул её. Казалось, если б мог, разорвал бы на части… Но не мог — силёнок бы не хватило.

Девятая с издёвкой отправила ему воздушный поцелуй и, нацепив маску, опустилась на землю: кто знает, сколько ещё времени придётся здесь прождать, а ноги лучше поберечь.

***

Провожатая остановилась почти у самой двери, придирчиво рассмотрела клеймо и удовлетворённо кивнула:

— Сойдёт. В глаза только никому не смотри… Плечи опусти! И голову! Ага, так-то лучше.

— Да кто там меня разглядывать будет? — проворчал Керс и перехватил корзину с фруктами другой рукой. — Сервус как сервус, ничего особенного.

— Ага, сервус-переросток! — она постучала в дверь и отошла на шаг.

Скрипнули несмазанные петли, стражник в красных доспехах окинул их безразличным взглядом и посторонился, пропуская внутрь.

Керс облегчённо выдохнул: подмены не заподозрили. А ведь и правда, тот сервус, чью форму он сейчас надел, был ниже ростом и раза в полтора меньше в объёме. Рубашка давила в плечах и угрожающе трещала, стоило только поднять руку. Благо, штаны пришлись впору, а то бы ходил, как последний идиот, с дырой промеж ног.