Глобальное потепление - Яна Дубинянская

В вестибюле отеля Юлька притормозила, с тихим восторгом оглядывая в зеркале двух прелестных барышень в похожих коротеньких сарафанчиках и одинаковых шляпках, без кондишенов, ибо нефиг, зато в большущих зеркальных очках, последний соловецкий писк. Когда свекровь-два (дама молодящаяся и элегантная) застала их с Марьяной за примеркой всех этих свеженакупленных финтифлюшек, ее чуть удар не хватил; повезло еще, что сие зрелище миновало хозяйственную первую свекровь. Ну и пусть, раз в жизни можем себе позволить. Тем более что удалось сэкономить на мальчишках, упакованных в лагерную форму с головы до ног.

Интересно, как они там. В лагере уж точно не дали спать до обеда, но, с другой стороны, и гарантированно накормили. Когда там у нас приемные часы?.. впрочем, пофиг. Юлька была всерьез намерена пользоваться для визитов исключительно щелями в решетке и в то время, когда сама посчитает нужным. Пока она считала нужным пустить пацанов в свободное лагерное плавание, простите за оксюморон; пускай попробуют разобраться и справиться сами. Да и лучезарная администраторша не стала бы предупреждать просто так; просто так в этой стране ничего не делается.

Меню в ресторане отеля выглядело феерично, если пользоваться древним правилом правой руки, и не очень, если переключиться на левую. Юлька сделала вид, будто на самом деле все совершенно наоборот, и выплыла наружу, по-королевски вскинув подбородок и таща на буксире упирающуюся принцессу. По идее, где-то на территории можно найти и что-нибудь подешевле. Таким образом, праздное шатание приобретало конкретный смысл, оставаясь при том все тем же праздным шатанием: Юлька обожала данный эффект, для которого в испанском, кажется, языке даже существует отдельное слово. Шататься просто так, без самооправдательной, пускай и откровенно надуманной якобы-цели, она не умела категорически.

Пахло морем. На дорожке, посыпанной серебряным песком, перемигивались мозаикой тени могучих сосен и лиственниц, в траве алела развесистыми кустиками декоративная клюква. Юльке не удалось отговорить дочку от намерения произвести заготовку ягод в промышленном масштабе, помог только иезуитский совет сначала попробовать, а потом уже собирать. Марьянка плевалась и обижалась, а за поворотом вероломно поджидал сувенирный лоток, и какое-либо влияние на ребенка превратилось в сущую абстракцию.

— Марьянчик, но это же ужас, — повторяла Юлька без всякой надежды каждые минуты две. — Пошли отсюда, а? Мы с тобой кушать хотели…

Фиг вам. Эмалевые пачки «Беломорканала» разных размеров, с крышечками и без, сердечки в колючей проволоке, по одному и попарно, матрешки с печальными физиономиями лидеров этой страны разных эпох, стильные полосатенькие шапочки и робы-клеш, камешки с душераздирающими татуировками, татуировки отдельно, без камешков, пластиковые вышечки, похожие на фаллоимитаторы, над которыми парили на системе электромагнитов вольные птицы… Птиц тут почему-то было больше всего, от керамических поделок до убедительных чучелок, и все они парили, расправив крылья, — видимо, над зоной, но можно повесить и где-нибудь на студии или в ньюз-руме, гламурненько. Жаль, что уже ни разу не актуально.

— Мама, ну купи-и-и-и…

— Ничего я не куплю, — твердо сказала Юлька. — Даже манюсенькую птичку. Нет. И не проси.

— Ма-ма-а-а-а!!!

— Ну, манюсенькую, наверное, можно, — сказал за их спинами мужской голос, не то чтобы с акцентом, но странноватый, как в старом отечественном фильме про иностранцев. — Какую ты хочешь?

— Вот, — мгновенно сориентировалась Марьяна, тыкая в розовую чайку приличных размеров. Юлька так быстро не сумела бы. Она успела только в гневе обернуться и бритвенно оглядеть с ног до головы самозванного санта-клауса, искателя легких путей.

— Меня зовут Густав. Дайте, пожалуйста, вон ту птицу. Густав Массен.

Выглядел он соответственно: и веснушки, и белесые усики щеточкой, и очки, и блейзер, и худые сутулые плечи, и длиннющие рыжеволосые ноги в шортах и ярко-зеленых сандалиях. Густав рисковал пойти очень далеко и с приличным ускорением, однако, переглянувшись со счастливой чайковладелицей, Юлька передумала. Положительные моменты, без сомнения, имелись. Во-первых, мы еще, оказывается, ничего; мелочь, а приятно. Во-вторых, чайка — долгосрочная инвестиция: Марьянка была ребенком самодостаточным и креативным, как сама Юлька в детстве, новых игрушек с ее фантазией хватало черт-те на сколько, чуть ли не на два-три дня!.. в отличие от некоторых, а точнее, от разбалованного во младенчестве Славика (ну ничего, в лагере из него сделают человека). А в-третьих, в-главных, сэкономим на завтраке.

Снова обменявшись с дочкой взглядами опытных динамисток, Юлька произнесла умильно, мысленно давясь от хохота:

— Марьянчик, скажи дяде «спасибо», и пойдем. Нам пора кушать.

Прижав птицу к груди, Марьяна склонила головку набок и прощебетала еще умильнее, умничка, моя родная дочь:

— Спасибо.

— Прошу прощения, — отозвался безупречно запрограммированный Густав, или как его там. — Я как раз тоже собирался обедать. Если б я мог, я хотел бы предложить вам…

— Так вы можете или не можете? — засмеялась она, сокращая дистанцию.

Разумеется, он покраснел:

— Я не очень хорошо знаю ваш язык, простите.

— Ну, моего-то языка вы, допустим, вообще не знаете.

— Да? Значит, если я правильно понял, вы тоже не из этой страны?

— Юля.

Издеваться над ним по-настоящему она начала уже позже, ближе к десерту. Ресторанчик, куда ее привели охмурять, был не запредельно дорогой, но уютный и милый. Открытая площадка располагалась на спине огромного валуна, выровненной, конечно, однако столики и стулья все равно стояли неустойчиво, будто на корабле, и Марьянка в первые же пару минут рассыпала перец по столу и опрокинула бокал с аперитивом на массеновские шорты. Потом, правда, юная леди ускакала с чайкой в обнимку лазать по парапету, и Густав вздохнул было свободнее, наивный.

С площадки открывался вид на побережье, округлое и серебристое, сбрызнутое сдержанно-разноцветными каплями валунов, заштрихованное могучими стволами сосен, но для полной живописности, нашла что покритиковать Юлька, все же плосковатое. Впрочем, не исключено, что за пару-тройку, ну ладно, десяток лет здесь организуют скалы и горы, совсем как настоящие. Для этой страны природа никогда не была чем-то незыблемым, данностью, под которую надо подстраиваться, как раз наоборот — до глобального потепления они вовсю осваивали тайгу, поднимали целину и поворачивали куда-нибудь реки. Другое дело, что бренд «Соловки», равно как и Северное Безледное побережье целиком, все-таки по определению опирается на климат и природные богатства, а потому его создатели вынуждены косить под первозданность. Уже на расстоянии пары километров человеческое присутствие переставало бросаться в глаза, отели и лагерные корпуса ненавязчивого дизайна мило вписывались в пейзаж, парки удачно притворялись автентичными лесами, а вся прозаическая инфраструктура была засекречена со сноровкой службы, которая в этой стране по жизни поставлена неплохо.