Мера всех вещей - Платон

мы, верно, не повредили ему?

Мен. Думаю, нет.

Сокр. Напротив, кажется, приготовили его к тому, чтобы он мог открыть, в чем состоит дело. Теперь, не зная, он ведь с удовольствием станет исследовать; а тогда был бы уверен, что легко, часто и многим в состоянии прекрасно говорить, будто двойное пространство должно происходить от линии, имеющей двойную длину.

Мен. Вероятно.

Сокр. Итак, думаешь ли, что он решился бы исследовать или изучать то, в чем представляет себя знающим, не зная, пока не впал бы в недоумение и, уверившись в своем незнании, не пожелал бы узнать?

Мен. Не думаю, Сократ.

Сокр. Значит, быть в оцепенении полезно ему?

Мен. Кажется.

Сокр. Наблюдай же, что найдет он453, начав таким сомнением и исследуя вместе со мной, хотя я буду только спрашивать, а не учить. Следи, откроешь ли, что я учу и изъясняю, или только требую его мнения. Говори-ка мне: это пространство не четырехфутовое ли! Понимаешь?

Мал. Да.

Сокр. И мы можем приложить454 к нему другое, ему равное?

Мал. Можем.

Сокр. И третье, равное каждому из них?

Мал. Да.

Сокр. А нельзя ли нам дополнить пространство в этом угле?

Мал. Можно.

Сокр. Не вышло ли отсюда четырех равных пространств?

Мал. Вышло.

Сокр. Ну что ж? Это целое пространство во сколько более этого?

Мал. В четыре раза.

Сокр. Но ведь мы должны были получить двойное. Или ты не помнишь?

Мал. Конечно двойное.

Сокр. Вот эта линия, проведенная из одного которого-нибудь угла к другому, не рассекает ли каждое из этих пространств на две части?

Мал. Рассекает.

Сокр. Не происходят ли отсюда четыре линии равных, связывающих собой это пространство?

Мал. Происходят.

Сокр. Смотри же, сколь велико это пространство.

Мал. Не знаю.

Сокр. Но каждая из этих линий пополам ли рассекла каждое из начертанных четырех пространств или нет?

Мал. Пополам.

Сокр. Сколько же таких пространств в этом?

Мал. Четыре.

Сокр. А сколько в этом?

Мал. Два.

Сокр. Но сколько составляют дважды четыре?

Мал. Вдвое.

Сокр. Значит, сколько тут будет футов?

Мал. Восемь.

Сокр. От какой линии происходят они?

Мал. От этой.

Сокр. То есть от линии четырехфутового пространства, идущей из одного угла к другому?

Мал. Да.

Сокр. Такую линию софисты называют диаметром (диагональю); так что, если ее имя – диаметр, то от диаметра, как сказал ты, мальчик Менона, и должно произойти двойное пространство.

Мал. Без сомнения, Сократ.

Сокр. Ну, как тебе кажется, Менон? Произнес ли он какое-нибудь не свое мнение?

Мен. Нет, все его.

Сокр. Однако он не знал же, как мы говорили недавно.

Мен. Твоя правда.

Сокр. И между тем эти мнения были-таки у него или нет?

Мен. Были.

Сокр. Следовательно, у человека, который не знает того, чего может не знать, есть верные понятия о том, чего он не знает.

Мен. Видимо.

Сокр. И теперь они вдруг возбуждаются у него, как сновидение. Если же кто-нибудь начнет часто и различным образом спрашивать его о том самом предмете, то согласись, что наконец он, без всякого сомнения, будет знать о нем ничем не хуже другого.

Мен. Вероятно.

Сокр. Поэтому будет знать, не учась ни у кого, а только отвечая на вопросы, то есть почерпнет знание в самом себе?

Мен. Да.

Сокр. Но почерпать знание в самом себе не значит ли припоминать?

Мен. Конечно.

Сокр. И припоминать не то ли знание, которым он обладает теперь, которое приобрел когда-то или имел всегда?

Мен. Да.

Сокр. Но как скоро он имел его всегда, то всегда был и знающим; а если допустим, что приобрел когда-нибудь, то приобрел, конечно, не в этой жизни. Разве кто выучил его геометрии? Ведь он в отношении к этой науке будет делать то самое, что и в отношении ко всем другим. Итак, кто же научил его? Ты, без сомнения, должен знать это, особенно когда он и рожден, и вскормлен в твоем доме.

Мен. Да, я знаю, что его никто и никогда не учил.

Сокр. Однако ж он имеет эти мнения или нет?

Мен. По-видимому, необходимо допустить, Сократ.

Сокр. Так не очевидно ли, что, не получив их в настоящей жизни, он имел и узнал их в какое-то другое время?

Мен. Явно.

Сокр. И не то ли это время, когда он не был человеком?

Мен. Да.

Сокр. Если же в то время, когда он был, но не был человеком, долженствовали находиться в нем истинные мнения, которые, будучи возбуждаемы посредством вопросов, становятся познаниями, то душа его не будет ли познавать в продолжение всего времени? Ведь явно, что она существует всегда, хотя и не всегда человек.

Мен. Явно.

Сокр. А когда истина сущего всегда находится у нас в душе, то не бессмертна ли эта душа?455 Так что, не зная теперь, то есть не припомнив чего-нибудь, ты должен смело решиться исследовать и припоминать.

Мен. Мне кажется, Сократ, ты говоришь так хорошо, что я и не знаю.

Сокр. Да и мне то же кажется, Менон. Впрочем, о дальнейшем более надлежащего утверждать не могу; а за то, что признавая нужным исследовать, чего кто не знает, мы были бы лучше, мужественнее и деятельнее, чем тогда, когда бы думали, что чего не знаем, того и нельзя найти, и не должно исследовать, – за это я, сколько достанет сил, буду стоять и словом, и делом.

Мен. Вот и это, мне кажется, хорошо сказано, Сократ.

Сокр. Если же мы согласны между собой, что надобно исследовать предмет, которого кто-нибудь не знает, то хочешь ли, приступим сообща к исследованию того, что такое добродетель?

Мен. Без сомнения. Однако ж я гораздо охотнее рассматривал бы и слушал то, Сократ, о чем сначала спрашивал, а именно: к добродетели должно ли приступать, как к чему-то изучимому или как к такому предмету, который дается природою либо достается людям каким-нибудь иным образом?

Сокр. А если бы я управлял – не только собой, да и тобой, Менон, – то мы рассмотрели бы, изучима ли добродетель или не изучима, уже по решении вопроса, что она такое. Но так как ты собой-то управлять не хочешь, потому что свободен, а мной и хочешь, и управляешь, то я уступлю тебе. Да, что делать? Видно, приходится рассматривать, каково что-нибудь, прежде нежели знаем, что это такое. Или уж, если не более, то по крайней мере немного ослабь свою власть и позволь мне рассмотреть, изучима ли добродетель или достается как иначе – на основании предположения. А рассматривать на основании предположения, по моему мнению, значит то же, что часто делают геометры. Если спрашивают их, например, о пространстве, может ли хоть вот это пространство, обращенное в треугольник, быть наложено на этот круг456, то всякий из них отвечает, что ему еще неизвестно, так ли это будет, – тут предварительно требуется, думаю, некоторое предположение. Как скоро это пространство таково, что данная его линия и по протяжении, сколько бы она протянута ни была, останется короче такого пространства457, то выйдет нечто иное; и опять иное, когда последнее окажется несообразным. Итак, я хочу сказать тебе на основании предположения, что должно выйти при наложении треугольника на круг – возможно ли то или нет. То же самое – и о добродетели: не зная, что такое и какова она, мы будем рассматривать на основании предположения, можно ли изучать ее или нельзя. Объяснимся так: предположим, что добродетель есть нечто относящееся к душе; в таком случае изучима она или нет? И во‐первых, если под нею разумеется нечто, отличное от знания, то изучать ее нельзя458, но, как теперь же сказали, надобно только припоминать; нет нужды, какое бы слово мы тут ни употребили. Так изучима ли добродетель? Или всякому понятно, что человек ничего не изучает, кроме знания459.

Мен. Кажется.

Сокр. Если же, напротив, добродетель есть знание, то явно, что ей можно учиться.

Мен. Как не мочь?

Сокр. Значит, от этого мы вдруг отделаемся: когда она такова, то изучима, а когда такова, то нет460.

Мен. Конечно.

Сокр. Так видно, после этого надобно рассмотреть, добродетель