Мера всех вещей - Платон

добрый человек полезен нам.

Мен. Да.

Сокр. А так как добрые люди, если они есть, должны быть полезны городам не только своим знанием, но и правильным мнением, и оба эти средства – знание и истинное мнение – и не даются людям природою, и не приобретаются… Или ты думаешь, что которое-нибудь из них получается от природы?

Мен. Не думаю.

Сокр. А если они – не от природы, то и доброе – не от природы.

Мен. Разумеется.

Сокр. Когда же не от природы, то вот мы и рассматривали475, изучимо ли это.

Мен. Да.

Сокр. И не показалось ли нам, что добродетели можно бы учиться, как скоро она была бы разумностью?

Мен. Показалось.

Сокр. А если бы добродетель была разумностью, то ей можно было бы учиться?

Мен. Конечно.

Сокр. И если бы в отношении к ней действительно существовали учителя, то она почиталась бы изучимой, а не существовали – оставалась бы неизучимой?

Мен. Так.

Сокр. Но мы согласились, что в отношении к ней нет учителей?

Мен. Так.

Сокр. Следовательно, согласились и в том, что она и не изучима, и не есть разумность?

Мен. Конечно.

Сокр. Однако ж мы допустили, что она все-таки есть добро?

Мен. Да.

Сокр. А полезным и добрым называется то, что правильно руководствует?

Мен. Конечно.

Сокр. Собственно же правильными руководителями признаны только два: истинное мнение и знание; и кто обладает ими, тот руководствуется правильно. Ведь происходящее случайно зависит не от человеческого руководства; а то, посредством чего сам человек делается руководителем к правильному, есть истинное мнение и знание.

Мен. Мне кажется, так.

Сокр. Но как скоро добродетель не изучается, то она уже не бывает и знанием?

Мен. По-видимому, нет.

Сокр. Итак, один из двух добрых и полезных руководителей развязан, то есть знание не может руководствовать в делах политических.

Мен. Кажется, нет.

Сокр. Стало быть, такие люди, каков Фемистокл и подобные ему, недавно упомянутые Анитом, управляют городами не посредством какой-нибудь мудрости и не как мудрецы. Потому-то им и нельзя было сделать других такими, каковы были сами, так как они сделались такими не через знание.

Мен. Походит на то, что ты говоришь, Сократ.

Сокр. Если же не через знание, то остается доброе мнение, пользуясь которым, политики правят городами и, в отношении к разумности, ничем не отличаются от прорицателей и мужей богодухновенных, потому что и последние говорят много истинного, а не знают того, что говорят.

Мен. Должно быть, так.

Сокр. Поэтому не должно ли, Менон, называть этих мужей божественными, когда они, делая и говоря что-нибудь независимо от ума, производят много великого?

Мен. Конечно.

Сокр. Да, если мы справедливо называем божественными тех, о которых сейчас упомянули, то есть прорицателей, вещунов и людей с даром поэтическим, то не меньшее имеем право называть божественными и восторженными самых политиков, как скоро они, вдохновленные и наитствованные богом, совершают посредством слова много великих дел, хотя и не знают, что говорят.

Мен. Конечно.

Сокр. Ведь и женщины, Менон, добрых мужей именуют божественными, и лакедемоняне, когда хотят кого прославить добрым человеком, говорят: это человек божественный.

Мен. И говорят-то, кажется, справедливо, Сократ; хоть Анит за такие слова, может быть, и сердится на тебя.

Сокр. Нужды нет; с ним мы еще поговорим, Менон. Теперь же, если во всем этом рассуждении наши исследования и речи были хороши, то добродетель и не получается от природы, и не приобретается учением, но дается божественным жребием независимо от ума – тому, кому дается, как скоро нет политика, который мог бы и другого сделать политиком. А когда бы он был, между живыми можно бы считать его почти тем же, чем между мертвыми Омир476 представляет Тиресиаса, говоря: «он мыслит» в преисподней, «а прочие тени летают». Таков-то был бы и этот человек, какова действительная вещь в сравнении с тенью, поколику рассматривается добродетель.

Мен. По моему мнению, ты прекрасно говоришь, Сократ.

Сокр. Итак, Менон, из настоящих оснований вытекает, что добродетель дается божественным жребием тому, кому дается. Но ясно мы узнаем это тогда, когда, прежде чем исследуем образ дарования оной людям, решимся исследовать, что такое добродетель. Теперь мне уже пора кое-куда идти; а ты, в чем сам убедился, постарайся убедить и своего гостя Анита, чтобы он был покротче. Если убедишь его, то сделаешь пользу и афинянам.

1

О чем-то с тобой поговорить, ἅττα σοὶ ἰδιολογήσασθαι. Самое начало греческой речи в «Феаге» показывает, что этот диалог написан далеко после времен Платона, потому что глагола ἰδιολογεῖοθαι напрасно стали бы мы искать у писателей древнейшей Греции. В какое время вошло в употребление это слово, показывает Свицер, Thesaur. Eccles. T. I, p. 1134.

2

Портик Зевса Элевферия, или освободителя, построен был в Керамике, близ статуи того же имени. А Керамиком называлась часть или квартал города Афин. Керамиков, по свидетельству Свиды, в Афинах было два: один в самом городе, другой за городом. В одном погребали граждан, павших в сражении, в другом находились позорные домы. Такое же показание см. Hesych.и Meurs. De Ceramic. с. 4.

3

Естественно представлять, что Димодок, сказав: пойдем же, Сократ, делал этот переход до портика не молча, но тотчас начал свой монолог, служащий вступлением в беседу. Такое вступление напоминает нам о первой странице Платонова Горгиаса.

4

Все растения, πάντα τὰ φυτά. Под словом φυτά разумеется все, что φύεται. На это слово писатель смотрит, как на знак понятия родового, и различает в нем два вида: τὰ ἐκ τῆς γῆς φυόμενα καὶ τὰ ζῶα. Подобное место встречаем Phileb. p. 22 B: (βίος) πᾶσι φυτοῖς καὶ ζώοις αἱρετός. Legg. VI, p. 764 E.

5

По моим делам гадаю и о делах чужих, ἀπὸ τῶν ἐμαντοῦ τεκμαίρομαι καὶ ἐς τἆλλα, т. е. καὶ εἰς τὰ τῶν ἄλλων. Такой конструкции, сколько помним, не встречали мы ни у Платона, ни у других образцовых греческих писателей. Притом смешной и пошлой представляется мысль Димодока: τὴν τοῦ υἱέος τουτονὶ εἴται φυτείαν εἴται παιδοποιίαν πάντων ῥᾄστην γεγονέναι. Платон выразился бы, конечно, деликатнее. Дионисий галикарнасский (Art. Rhetor. T. V, p. 405, ed. Reisk.), почитая Феага сочинением подлинным, старается извинить Платона и говорит: τοῦτο δὲ οὐ χρὴ νομίζειν, ὅτι μεγάλῃ τῇ φωνῇ χρῆται ὁ Πλάτων, – так как это говорил отец в присутствии сына, – ἀλλ᾽ ἐπειδὴ ὁ Δημόδοκος ἐργαστικὸς καὶ γεωργός, φωνὰς ἀφίησι τῆς τέχνης. Но такое извинение неудовлетворительно.

6

Хаживавшие в Афины, εἰς τὸ ἄστυ καταβαίνοντες. Штальбом и некоторые другие критики заключают из этого, что Феаг жил в Пирее. Но ἄστυ здесь берется, очевидно, не как афинская цитадель или центральное место города, а как резиденция правительства республики, и противополагается τοῖς δήμοις. Поэтому-то Димодок и говорит: νῦν οὖν ἥκω ἐπ᾽ αὐτὰ ταῦτα, т. е. из своей демы в Афины.

7

Совет есть дело священное, συμβουλὴ ἱερὸν χρῆμα. Схолиаст: παροιμία ἐπὶ τῶν καθαρῶς καὶ ἀδόλως συμβουλευσάντων· δεῖ γὰρ τὸν συμβουλεύοντα μὴ τὸν ἴδιον σκοπεῖν· τὸ γὰρ ἱερὸν οὐδενὸς ἴδιον, ἀλλὰ τῶν χρωμένων ἐστὶ κοινόν· ἐπειδὴ καταφεύγομεν ὥσπερ εἰς τὰ ἱερὰ θέλοντες συμβουλεύεσθαι οἱ ἄνθρωποι. Προςήκει οὖν τοῖς συμβουλεύουσιν ἀψευδεῖν καὶ τὰ βέλτιστα κατὰ τὴν αὐτῶν γνώμην συμβουλεύειν. Эту пословицу приводит и Аристофан в Ἀμφίαρ. Зенодот производит ее от Епихарма. Schott. ad. Zenob. Proverb. Centur. IV, 40. Epist. Plat. V init. Alberti ad Hesichium vol. II, p. 27.

8

Какое прекрасное имя? τί καλὸν ὄνομα. Прилагательное καλόν поставлено здесь как бы для того