Северная роза - Елена Арсеньева

Троянда с тревогой вглядывалась в лица мужчин, которые, чудилось, сцепились взорами. Наконец Аретино спросил:

– Зачем тебе Барбарусса?

Григорий прикусил губу. Либо Аретино очень заинтересовался и забыл пригласить его в дом, либо считает дело нестоящим и хочет унизить, потому и ведет разговор о жизни и смерти здесь, на ступенях крыльца. Впрочем, этот разговор не только о жизни и смерти, но и о больших деньгах. А ведь Аретино, насколько понял Григорий, только что потерял немалую сумму! Надо думать, он не откажется поправить свои дела. И, решив стерпеть все, но добиться своего, Григорий ответил:

– Я хочу выкупить у него своего отца и готов уплатить хорошие деньги тому, кто будет посредником в этом деле.

– Твой отец в плену у Барбаруссы? – пробормотал Аретино, как бы в задумчивости переводя взор на море, но ни от Троянды, ни от Григория не укрылся жадный блеск его глаз. – Ох, ему не повезло… А велик ли выкуп?

– Велик.

– Сколько же за посредничество?

– Двадцать тысяч дукатов.

– Двадцать пять… нет, тридцать тысяч! – быстро сказал Аретино. – И деньги вперед.

– Двадцать пять, – качнул головой Григорий. – А деньги разом получите и вы, и Барбарусса – при встрече с ним.

– Коли так, зачем тебе нужен посредник? Корабль есть? Ну вот – выходи в море и…

– За выкупом Барбарусса отпустил моего брата, – пояснил Григорий. – Отец и брат – купцы. И если мы с Прокопием снова попадем в плен, а наши деньги отнимут, больше некому будет нас выкупать. Поэтому я хочу встретиться с Барбаруссой не в море, а на суше. И вот еще что: я забыл упомянуть, что человек, который предоставит для этой встречи свой дом, получит двадцать тысяч за беспокойство.

– Двадцать пять! – словно выстрелил Аретино, и Григорий кивнул:

– Сговорились.

– Всего, стало быть, это получится пятьдесят… пятьдесят тысяч дукатов? – задыхаясь, спросил Аретино.

Григорий кивнул, и Троянде показалось, что на сей раз он поджал губы не от злости, а чтобы не рассмеяться.

– Хорошо, – выдохнул Аретино. – Через неделю… через две недели ты встретишься с Барбаруссой – в моем доме. Понял? Нет, ты понял?

Григорий кивнул. Как он и предполагал, цифра в пятьдесят тысяч дукатов сделала свое дело.

– А вот интересно: если он столько платит посреднику, то какова же сумма выкупа? – задумчиво спросил Аретино.

– Очевидно, Барбарусса это знает. Почему бы не спросить у него? – со вздохом ответила Троянда, едва сдерживая раздражение: эти слова она произнесла раз сто за минувшие две недели, потому что столько же раз Аретино задал свой вопрос. И она не сомневалась, что задаст в сто первый, в сто десятый, ибо в эти дни не существовало ничего, что занимало бы его сильнее, разве что бегство Пьерины… Однако у Аретино хватило деликатности не беседовать о ней, лежа в постели Троянды. Да и зачем? Джилья все равно была здесь – той незримой третьей, которая не дает двоим вкусить счастья. Ну, верно, не очень-то им его и хотелось, этого счастья! Во всяком случае, Троянде, ибо, когда Аретино в первый раз после ее возвращения заявился в отведенные ей покои, она испытала приступ такого возмущения и отвращения, что чуть не вытолкала его вон, не спихнула с постели, не закричала в отчаянии: «Убери свои руки!» Помешала ей только мысль: а вдруг, разобидевшись, Аретино не станет помогать русским? Как еще отыщет Григорий подходы к Барбаруссе?.. И ей удалось смириться, затаить дыхание и молча ждать, пока Аретино разденется и начнет ее ласкать. Тошнота приступами подкатывала к горлу, стоило только вспомнить, какое у него волосатое, полное тело, как он шумно, взахлеб дышит, как причмокивает, целуясь взасос, как забивает рот его борода и колются усы, как богохульствует он в мгновения последнего наслаждения… Спроси у нее сейчас Господь: согласится ли она умереть наутро, если проведет эту ночь не с Аретино, а с тем яростным русским, она выкрикнула бы свое согласие, обливаясь слезами восторга. Ведь Григорий – чужой, ненавидящий, отважный, презрительный, страстный, дерзкий, нежный, грубый, восхитительный, угрюмый – каким-то неведомым образом умудрился прибрать к рукам ее смятенное сердце, а в теле оставил такие воспоминания, что самая мысль о другом мужчине, который будет обладать ею, показалась Троянде непереносимой… просто смертоубийственной!

Аретино сбросил на пол халат и тяжело возлег рядом с Трояндою. Полежал некоторое время неподвижно, а потом с неловкостью признался:

– Черт бы подрал эту Джилью! Не иначе, напустила она на меня какие-то чары. Ничего не могу. Ничего не хочу!

А потом Аретино взбил подушки повыше, устроился поудобнее и спросил деловито, заговорщицки:

– Да, интересно: если он столько платит посреднику, то какова же сумма выкупа?

С тех пор минуло две недели. Срок, назначенный Аретино, чтобы разыскать Барбаруссу, истекал завтра, и Аретино просто-таки извелся от нетерпения. Вообще-то он изрядно рисковал, ввязавшись в эту историю. Стоило его недоброжелателям узнать, что он сам писал Барбаруссе, тайно зазывал его в Венецию, принимал в своем доме, а потом дал спокойно скрыться… да Аретино враз растерял бы добрую половину своих покровителей, а то и угодил бы в тюрьму! Троянда не могла не отдать должное спокойствию и отваге, с которыми он держался. И если в первые дни, когда готовили быстроходную фелюгу для спешной отправки в Константинополь, пока Аретино сочинял Барбаруссе убедительное письмо, гарантирующее его безопасность, он изрядно нервничал, то чем ближе подходил день встречи, тем спокойнее и увереннее в себе становился Аретино.

Чего никак нельзя было сказать о Троянде…

Бог знает, может быть, чертовка Джилья и заколдовала Аретино, но Григорий наверняка заколдовал Троянду. Заколдовал, приворожил, свел с ума! Она часы проводила, сидя у окна и вглядываясь в синие дали лагуны, пытаясь где-то там высмотреть корабль, названия которого она даже не знала, не успела узнать… зато успела оставить там свое сердце. Она не замечала ревнивых взглядов и колкостей аретинок, которые в штыки восприняли ее возвращение. Не отличала одно от другого среди двух или трех десятков платьев, которых тотчас же накупил ей щедрый Пьетро; не видела, что ест, что пьет, где спит. Сердце ее ломило сладостно-мучительные воспоминания, а тело… тело просто горело от неутоленной страсти, которую разбудил в нем Григорий, и никому другому не погасить этого костра! Не раз она была готова сбежать из дворца и на первой попавшейся гондоле отыскать его корабль. Удерживало лишь то, что она не только не знала названия, но даже не представляла, где он стоит, не говоря уже о его внешнем виде. А стоило представить, как разозлится, встретившись с нею, Григорий… Для него она – лишь средство подобраться поближе к Аретино, и стоит ему допустить, что тот может приревновать Троянду и отказаться от посредничества, – да он же собственноручно отвезет ее в палаццо на Canal Grande! Откуда ему знать, что она так же нужна Пьетро, как и он ей!