Если он поддастся - Ханна Хауэлл

– Это как игра. Но я в ней возьму верх. Я научилась просчитывать риски. – Графиня вдруг нахмурилась, услышав странный шорох за окном. – Что там такое?

– Я же сказал, что пришел не один.

– Ну и что? Я успею уложить тебя, прежде чем кто-нибудь сумеет остановить меня. Вообще-то я отлично стреляю.

Бренту захотелось спросить: отец действительно умер от сердечного приступа, как все думали? Но тут он вдруг увидел знакомое лицо, появившееся над подоконником позади матери. Сердце на миг замерло в груди, но он приложил максимум усилий, чтобы Олимпия не заметила его страха. Ведь она и так рисковала, когда карабкалась вверх по стене дома. К тому же теперь мать в любой момент могла выстрелить в нее. Ох, если им удастся выбраться отсюда живыми, то он ее…

И тут его осенило. В самый неподходящий момент ему открылась правда, которую он упорно пытался не замечать. Он любил эту женщину, как раз в этот момент перекинувшую ногу, обтянутую чулком, через подоконник. Любил больше собственной жизни.

– Пожалуйста, послушай. Мне совсем не хочется, чтобы ты подстрелила меня, заставила страдать от боли и…

– Что-то ты разговорился! Это недостойно джентльмена.

Брент захлопал глазами и совсем не удивился, увидев, как Олимпия, ошеломленная словами его матери, замерла с открытым ртом. Леди Маллам вела себя так, словно отчитывала мальчишку за какую-то провинность. Собиралась вот-вот выстрелить в него, но при этом беспокоилась, что он ведет себя не по-джентльменски. Брент даже усомнился в ее психическом здоровье.

Внезапно тишину нарушил треск рвущейся материи. Брент закричал, когда мать развернулась на звук. Он бросился на нее, но не успел – грянул выстрел. Вскрикнув, Олимпия исчезла за окном. Не думая о том, что дает матери возможность перезарядить пистолет, Брент подбежал к окну. Грохот следующего выстрела остановил его, но он ничего не почувствовал. Обернувшись, увидел Пола, стоявшего в дверях. А потом увидел лежавшую на полу мать. Один пистолет лежал у ее ног, второй она сжимала в руке, – видимо, готовилась выстрелить еще раз.

Брент перегнулся через подоконник и набрал полную грудь воздуха, чтобы совладать с собой, когда увидит бездыханное тело Олимпии под окном. А затем чуть не подпрыгнул от изумления.

– Олимпия, ты?!

– Вот именно. Не мог бы ты поторопиться и дать мне руку? Я не уверена, что смогу долго так провисеть. Вдобавок соседи могут увидеть.

И тут Брент увидел, что она цеплялась за подоконник лишь кончиками пальцев. Его затрясло. И он был вне себя от радости, увидев Олимпию живой и невредимой. Схватив за запястья, втащил ее в комнату. Как только она ступила на пол, Брент обнял ее и, прижав к себе, услышал тоненький писк. Оказалось, что он слишком крепко обхватил ее.

– Так что с твоей матерью? – спросила она.

– Мертва. – Он заметил, что Олимпия слегка побледнела.

– Еще нет, – откликнулся Пол, который сидел на корточках возле леди Маллам. – Но ее уже ничто не спасет. Извините, милорд.

– Не за что извиняться, – буркнул Брент. Неохотно оставив Олимпию, он подошел к матери и опустился рядом с ней на колени.

Летиция Маллам, графиня Филдгейт, умирала. Брент видел это по ее глазам и по тому, как она дышала. Для младшего поколения Малламов это будет ударом, но, как ему казалось, не очень тяжелым. Главное – у него теперь появилась возможность оставить в тайне все совершенные ею преступления. Нужно было только придумать достоверное объяснение ее смерти в собственном доме.

– Я увидела внизу, в саду, труп мужчины. По-моему, это ее слуга, – сказала Олимпия.

– Любовная ссора? – спросил Пол.

– Прекрасное объяснение, – согласился Брент. – И я знаю человека, который поможет нам это подтвердить. – Он посмотрел на мальчиков, столпившихся в дверях. – Кто-нибудь сможет найти мне Добсона?

– Я, – отозвался Эйбел и хмуро глянул на Олимпию. – Но…

Баронесса покачала головой, приказывая молчать. Она поняла: мальчик почувствовал, что с ней что-то не в порядке.

– Ему нужно дать денег. Мы еще не заплатили кучеру, который довез нас сюда, а на поездку за Добсоном тоже потребуются деньги. – Опустившись на пол под окном, Олимпия привалилась спиной к стене, чтобы сэкономить силы.

Брент быстро отсчитал мальчику деньги, и тот пулей выскочил из комнаты, отправившись за Добсоном. Брент опять вернулся к матери, наблюдавшей за ним все с той же странной, вызывающей тревогу улыбкой, – словно знала что-то такое, чего не знал он. Но почему-то ему совсем не хотелось, чтобы мать поделилась с ним этим секретом. Еще раз осмотрев ее, он убедился, что рана смертельна. Было удивительно, что она так долго цеплялась за жизнь.

– Ты собиралась выстрелить мне в спину, – сказал он.

– Да. – Ее голос был тих, но звучал уверенно – несмотря на жуткую боль, которую она сейчас явно испытывала. – Я знала, куда целиться, чтобы пуля пробила тебе сердце навылет.

– Ты исключительно искусна для графини. Могу предположить, что ты не захочешь попросить прощения перед смертью.

– Думаю, нет. Я уже давно знаю, что отправлюсь в ад. Знаешь, я солгала, когда сказала, что никого не убивала. Я убила твоего отца.

– Но он умер от сердечного приступа. Доктор…

– Доктор был моим любовником. Он обладал обширными познаниями по части ядов – в особенности таких, которые не оставляют следов после использования. А через год он и сам умер от сердечного приступа. Так что его уроки пошли мне на пользу. Я всегда была хорошей ученицей. Тем более что этот яд легко добыть.

– Наперстянка, – пробормотала Олимпия. И утвердительно кивнула, когда Брент взглянул на нее.

– Ничего удивительного, что эта ведьма знает о нем, – проворчала графиня.

– Олимпия не ведьма.

– Конечно, ведьма. Кровь Уорлоков, кровь ведьм, магов, волшебников и тому подобных дает потрясающую мощь, которой они пользуются… к сожалению, не так, как нужно. Это очень печально. Я была бы счастлива, если бы обладала такой силой. Да, есть еще кое-что, о чем мне нужно тебе рассказать.

– Что именно?

– Я родила Эмери не от твоего отца.

Брент нахмурился, вспомнив девятилетнего мальчика. Для своего возраста он был слишком высок и обещал вырасти в очень крупного мужчину. У него были каштановые волосы такого светлого оттенка, что, выгорая на солнце, становились соломенного цвета. И светло-карие глаза. Теперь Брент понял, кого мальчик напоминал ему.

– Его отец – твой слуга. Значит, твоя связь с ним давняя?

– Он был покорным любовником и очень полезным мне. Конечно, когда он решил, что не любит меня настолько, чтобы бросить Лондон, я перестала в нем нуждаться.

В следующую секунду графиня умерла. Брент вздохнул, закрыл ей глаза и тихо сказал:

– Язвительная и злая до самого конца.