Свидетельница - Алина Знаменская

– Игорь, мне иногда кажется, что я тебя совсем не знаю, – проговорила я, пытаясь сдержать слезы.

– Мне тоже, – сказал он. Поднялся и направился к выходу.

Я догнала его в прихожей.

– Неужели ты так вот и уйдешь? – не верилось мне. – Улетишь на месяц…

Игорь замер, словно раздумывая. Я смотрела ему в спину. Перед тем как шагнуть за порог, он повернулся и сказал:

– Надеюсь, за этот месяц все прояснится.

И ушел. Я не поняла его настроения. Лишь почувствовала, в который раз за последнее время, что под ногами не крепкое основание бетонных перекрытий, а зыбкий песок. А нужно было ходить по этому песку и вести за собой ребенка. Нужно было жить, работать, улыбаться, быть хорошей матерью и дочерью. Просто быть нужной близким. Невзирая на боль, которая подтачивает изнутри.

Жизнь продолжалась, все шло своим чередом. Приближался день рождения Лены, который она категорически отказалась отмечать. Вдобавок ко всему моя тетя лишилась работы – закрыли всю их библиотеку. Помещение выкупил кто-то крутой, чтобы организовать там ночной клуб. Весь коллектив библиотеки вмиг оказался на улице.

Конечно же, все наши приехали поздравить Лену с днем рождения, растормошить и показать, что жизнь прекрасна. Я и Ксюшка накупили шариков, Элла привезла торт и французское шампанское. Мы решили устроить для Лены девичник и не позвали Горина и Мишу, хотя Ксюшка против этого немного трепыхалась. Но слово Киры – закон. Папа и Кирюшу с Ирой в цирк увел, чтобы не мешать нашим посиделкам. Но как мы ни старались, веселья не получилось. Выпитый коньяк пробудил не смех, а слезы. Лена вдруг всхлипнула и заревела навзрыд. Все наши пожелания любви и успехов потонули в ее громких рыданиях. Каждый попытался что-то сказать, но эти попытки только усиливали поток слез.

Наконец Кира не выдержала.

– Лена, как тебе не стыдно? – строго произнесла она. – Ты жива, здорова, красива, молода!

– Я – молода?! – возмутилась та. – Мам, лучше уж ты ничего не говори! Кому я нужна? Я не нужна никому…

Киру не смутил выпад дочери.

– Всегда помни о тех, кому хуже, чем тебе! Вспомни, что приходится переносить Нике!

Кира не постеснялась Эллы. Или не захотела с ней посчитаться. Все же Лена ей была важнее, и она думала сейчас только о ней.

Но эффект получился не тот, на который рассчитывала моя бабушка. Теперь к Лене присоединилась всегда сдержанная Элла.

– Я не знаю, что с ней делать! – срывающимся голосом призналась она. – Никого не хочет видеть, ни с кем разговаривать не хочет. Всех друзей от дома отвадила.

– У нее ведь парень был, – вспомнила Ксюха. – Его тоже видеть не хочет?

– Парень испарился. Не появился ни разу после аварии.

– Все мужики – сволочи! – заявила Лена совсем уж банальное.

Она еще шмыгала носом, но уже перестала рыдать. Теперь у Эллы были глаза на мокром месте, а заодно и у моей мамы.

– Господи, ну чем девочке помочь? – риторически вопросила она. Никто не знал ответа на этот вопрос.

– Ну почему это произошло с ней? – еле слышно промолвила Элла. – Почему именно с моей дочерью? Ей всего двадцать лет!

Теперь уже и у Киры глаза были на мокром месте, и тетя Таня плакала вместе с ними.

А я думала, что каждый из нас хотел бы узнать: «Почему это случилось со мной?»

Почему, например, с моей дочерью вышло так, что она не говорит, как другие? Почему, вчера еще совершенно уверенная в любви своего мужа, я вдруг осталась одна?

Лена наверняка думала о своих горестях и тоже задавала себе этот вопрос: почему?

У Ксюхи – тоже одно за другим. Теперь вот это следствие.

Мы сидели унылые, как на похоронах, и вдруг Лена сквозь слезы, с какой-то даже обидой, относящейся непонятно к кому, заявила:

– Была бы жива баба Зина, она бы молилась за нас!

И все замолчали. А что сказать? Я, конечно, хорошо помнила тихую, как мышь, маленькую бабу Зину. Мне она казалась человеком незначительным и отсталым. Она жила в деревне, и в домушке ее кругом – и в передней избе, и в задней – висели полочки с иконами и всегда горели лампадки. Когда нас с Леной оставляли у бабы Зины на лето, она кормила нас преимущественно молоком.

Молоко было основой основ, добавлялось во все блюда – от чая до супа. Баба Зина никогда не делала замечаний, не ругала нас и была всем довольна. Вечерами, когда мы с Леной укладывались спать, бабушка Зина долго молилась перед иконами – на коленях, с поклонами. Иногда проснешься среди ночи, а она все еще стоит на коленках. Все шепчет что-то, перечисляет имена, кладет поклоны. Однажды я спросила, молится ли она обо мне. Ответ получила утвердительный. Баба Зина сказала, что в молитвах ее я числюсь под именем Фотиния и иду сразу за рабой Божией Еленой.

– Действительно, – после паузы подала голос мама, – пока бабушка Зина жива была, все как-то у нас шло гладко.

– Время другое было, – возразила тетя Таня.

– Да при чем здесь время? – возмутилась Лена. – Мы какие-то неприкаянные. Богом забытые!

– Ну, мы-то с Романом грешники, – горько усмехнулась Элла. – Нам Бог не поможет.

– Нужно молиться и просить, как баба Зина, – твердила Лена.

– Кто же это теперь так сумеет? – недоверчиво пожала плечами тетя Таня. – Это надо уметь. Мы все неучи в этом, безбожники.

Кира, до сих пор молчавшая, вдруг вклинилась в разговор.

– Ну, хотите, я попробую… – не слишком уверенно предложила она.

– Ты о чем, мам? – спросила мама Лидуся.

– Я могла бы за всех вас молиться.

– Ты в церкви-то никогда не была, мам.

– Почему же – никогда? Бывала. И если Леночка считает, что нужно, что ж, я готова…

Так наши посиделки развернулись и потекли в другой, совершенно неожиданной, тональности.

– Бабушка Зина – ваша мама, Кира Георгиевна? – поинтересовалась Ксюшка.

– Не мама она мне. Тетка. Но по сути, заменила мать. Я ее и любила больше, чем свою мать. Так получилось.

И Кира стала рассказывать историю, которая хранилась у нас в семье как легенда. Что называется, передавалась из уст в уста. Правда, рассказывалась она нечасто, так как имела две стороны, как любая медаль.

Когда в детстве я впервые услышала от Киры эту историю, она так поразила меня, что явственно возникла в моем воображении – со всеми красками, запахами, звуками. Запомнилась, как виденный не раз полнометражный фильм. И от кого бы потом, позже, я ни слышала ее, измененную, дополненную, всегда мысленно видела свои, давно созданные картинки.

Раннее утро. Рассвет. Болото. Бегущие от немцев жители деревни Луковнино. Среди них Зина и ее старшая сестра Клава с детьми.