Лоцман. Сокровище государя - Андрей Посняков

Поймав ветер, затрепетал, хлопнул на бушприте небольшой парус – блинд. Заскрипел штурвал, натянулись тросы, поворачивая руль. Судно меняло галс, на глазах разворачиваясь к югу. Йонс Скарберг хоть и не был моряком, но в качестве судового врача хаживал по морям немало, а потому сей маневр понял прекрасно. Понял и, подойдя, к капитану, негромко спросил:

– Мы что же, раздумали возвращаться домой, Бьерн?

В отличие от старого капитана, с новым врач был на «ты», и это ему нравилось.

– А у нас нынче везде дом, старина! – умело поворачивая штурвал, расхохотался Свенсон. – Где Балтика – там и Швеция. Бремен, Висмар, Любек – наши города. А еще – Рига, Ревель, Нарва… Туда и идем!

– В Нарву?!

– Нет, в Ригу. Она ближе, и я хорошо знаю тамошнего санитарного врача!

Доктор Скарберг закусил губу:

– Ах, вон он что… Признаться, об этом я не подумал.

– А я – подумал! – снова рассмеялся капитан. Такой уж он был человек – веселый. Веселый, несмотря ни на что.

– Подумал о том, что в Стокгольме мы вряд ли пройдем карантинный контроль. А в Риге с этим полегче. Слышал, датские рыбаки говорили – там война. Русские осадили город, и жители Риги рады любому кораблю! А у нас много припасов…

– Да, но…

– Что касаемо больных, то мы не выпустим их на берег… И никому о них не расскажем, ведь так? А насчет сбежавшего губернатора… придумаем что-нибудь, да.

Налетевший ветер разнес дождевые тучи и серые низкие облака, между грот– и фок-мачтами блеснуло – проглянуло – солнце.

– Добрый знак, – хмыкнув, заметил капитан.

Доктор со вздохом кивнул:

– Хотелось бы, чтобы добрый…

Подняв пенные брызги, ударила в борт шальная волна, наполненные ветром паруса упрямо выгнулись, и «Пестрая медуза», набирая ход, понеслась к славному городу Риге. Корабль, несущий на борту черную смерть.

* * *

Кто-то явно скрывался совсем рядом, позади, в кустах сирени и жимолости, и буквально буравил Никиту взглядом, вполне осязаемо, ощутимо, словно сверлил плотницким сверлом! Нет, ну, вот бывает же так – чувствуется. Что ж…

Положив руку на эфес шпаги, молодой человек медленно повернулся… и увидел торчавший из кустов ствол, направленный прямо ему в грудь! Нет, не мушкет, что-то полегче… аркебуза или кавалерийский карабин…

– Шпагу брось! – качнув стволом, приказали из кустов. – И пистолеты.

Между прочим, говорили по-русски… что совсем не радовало, ибо на лбу Никиты Петровича вовсе не красовалась надпись – «я – свой, русский». Совсем наоборот, выглядел господин Бутурлин, как самый настоящий швед, вражина, коего на куски пор-рвать!

Ладно… посмотрим…

Вытащив из ножен шпагу, Никита медленно положил ее возле кустов… рядом легли пистолеты… Еще оставался хороший засапожный нож, но об этом, кроме самого Бутурлина, никто не догадывался…

Погляд-и-им…

– Теперь иди, – ствол снова качнулся. – Вон туда, за притвор, по тропинке. И знай – ты на мушке. Не один здесь.

Спасибо, предупредили! Ничего… и не из таких переделок вытряхивались. Жаль только, что кругом – свои, русские люди… Сдаться, что ли, в плен? Так вроде бы рановато еще… Хотя, если уж прижмет – не убивать же своих-то!

Заложив руки за спину, молодой человек спокойно зашагал по тропе и, завернув за угол, остановился, крутя головою. Пока что никого видно не было… Хотя…

– Ну, здрав будь, Никита, – глухо промолвили слева.

Быстро повернув голову. Бутурлин увидел вышедшего из-за старой березы человека, этакого молодого плечистого здоровяка с рыжеватою бородою, обряженного в простой стрелецкий кафтан. Впрочем, сия простота ушлого лоцмана не смутила – парнягу он узнал сразу же.

– Государь! – отвесив поясной поклон, Никита Петрович упал на колени. – Как же это ты… самолично…

– Самолично, – подойдя ближе, усмехнулся царь. – Ну, пойдем за березу, Никита. Там пенек есть… там и поговорим.

Разговор вышел хоть и не долгий, да обстоятельный, умный. Ни государь, ни его соглядатай языками зря не мололи. Алексей Михайлович вообще обладал характером добродушным и мягким, однако – взрывным, мог ни за что, ни про что осерчать, да – в морду! Однако тут же и обычно и успокаивался, и гнева своего стыдился, ибо, как и все цари, почитал себя за икону, коей поклонялись все русские православные люди. Поклонялись и верили, и истово религиозному государю гневаться почем зря было невместно.

– Ну, расскажи, Никита, как там, в Риге? – усевшись на пень, царь вытянул ноги. – Не надумали ли сдаваться?

– Не надумали, государь, – хмуро сообщил Бутурлин. – Наоборот даже – пуще прежнего хорохорятся! Так, а что им? Осады-то, почитай, нет. Корабли свейские почти каждый божий день заходят. Припасы привозят, подкрепление… Кабы им эту лазейку перекрыть!

– Да не можем мы перекрыть! – Алексей Михайлович гневливо пристукнул по пню царственной своей ладонью. – Пойми ты, нету морского флота у нас! Нету. Струги – не пинассы, не галионы, не флейты. На морской волне не больно-то на них навоюешь. На датчан, сам ведаешь, понадеялись… да, видно, зря.

– Тогда – штурм! – с горячностью воскликнул лоцман. – Штурм, и немедленный. Чего тут зимы дожидаться?

Эти его слова неожиданно привели государя в самое доброе настроение. Алексей Михайлович прямо на глазах повеселел, приосанился:

– А и правда! Я ведь воеводам своим говорю – штурмовать надобно! Так они все минные подкопы роют… Как дороют, уж тогда и навалимся, ужо! Мыслю, дня три того ждать, не более.

– Славно! – одобрительно кивнул Никита Петрович. – Вот ведь славно-то, государь! Воистину славно.

– Ничего… недолго осталось… Ты уж потерпи… сведения нам нужны, очень!

Покачав головой, Алексей Михайлович вдруг огляделся вокруг с таким видом, словно кто-то бы мог его здесь подслушать, и понизил голос:

– Еще одно дело к тебе, Никита. Дело такое… личное. Помнишь разбойника того, с верфей сбежавшего? Сома Лихого?

Вот тут Бутурлин опешил! Ну, надо же! С чего бы это сам государь супостатом интересуется? По чину ли? Подумаешь, сокровища из царских сундуков похитил, черт худой. Обидно, да… однако не до такой же степени, чтоб имя его поганое помнить. Будто у царя других дел нет?

– Иконка там одна была, – между тем продолжал государь. – Список с богоспасаемой Одигитрии Тихвинской. Вот такая, с ладонь… Оклад золотой в жемчуге. Однако же не в окладе том ценность. Иконка сия матушке моей принадлежала… И все семейство наше ограждало от всякого рода зла… Потому ее в собою тогда и взял. А, видно, зря! Лиходей-то вишь… Так ты вот что, Никита… Я знаю. Афанасий сказывал, Лихой Сом где-то в этих местах рыщет. Может, даже и в Риге самой. Так ты его сыщи, Никитушка! Что хочешь с ним самим делай… а иконку отыщи! Уж отыщи, сделай милость.