Всеобщая история пиратов. Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона - Даниэль Дефо

Однако не он один увидел нас. Остальные обитатели селения сбились в одну кучу и издали глядели на нас, отделенные небольшой впадиной, по которой бежал поток. Белый человек, как и все остальные, – так впоследствии рассказывал он сам, – не знал, оставаться на месте или бежать. И тут мне пришло на ум, что раз среди туземцев есть белые, то нам много легче будет дать понять, чего мы хотим – мира или войны. Поэтому, привязав к палке белую тряпку, мы послали вперед двух негров с приказанием нести эту палку как можно выше над головою. И нас немедленно поняли: двое туземцев и белый подошли к противоположному берегу.

Однако так как белый не говорил по-португальски, они могли объясниться друг с другом только при помощи знаков. Но наши дали ему понять, что с ними идут белые люди, на что, по их словам, белый рассмеялся. Короче говоря, наши негры вернулись и сообщили, что вошли в дружеские отношения с белым. Через час примерно уже четверо наших, два негра и черный князек направились к речке, и белый вышел к ним.

Не провели они там и четверти часа, как прибежал негр и сообщил, что белый – инглезе[59], как он сам себя называет. Я тут же помчался с негром к речке – можете быть уверены, достаточно рьяно! – и убедился, что белый действительно англичанин, как и говорит. Он страстно обнял меня, слезы струились по его лицу.

Это был человек среднего возраста, не старше тридцати семи или тридцати восьми лет, хотя борода его отросла по грудь, а волосы с головы покрывали спину до середины. Кожа его, словно обесцвеченная, в некоторых местах вздулась волдырями и покрылась темно-коричневыми чешуйчатыми струпьями, что было следствием палящего зноя. Он был совершенно голый и ходил так, как рассказал нам, больше чем два года.

Он был так невероятно взволнован встречей с нами, что в продолжение целого дня не мог толком разговаривать. А когда он на время удалялся, мы видели, что он расхаживает и проявляет всякие забавные признаки радости, с которой не в силах совладать. Да и впоследствии в продолжение многих дней, стоило кому-нибудь из нас или ему самому проронить слово о его освобождении, как слезы выступали у него на глазах.

Поведение его было таким вежливым и располагающим, какого я никогда не видел ни у кого. Во всем, что он делал или говорил, проступали явные признаки изысканного воспитания, и все наши очень привязались к нему. Он был человеком образованным, математиком. Правда, по-португальски он говорить не умел, но разговаривал по-латыни с нашим лекарем, по-французски – с одним из моряков, по-итальянски – с другим.

Мы разбили лагерь на берегу речки, как раз напротив жилища белого, и он принялся осведомляться, каковы наши запасы съестного и как мы собираемся пополнить их. Узнав, что запасы наши малы, он сказал, что поговорит с туземцами и у нас будет достаточно еды. Ибо, сказал он, они самые добродушные изо всех обитателей этой части страны, что доказывает хотя бы то обстоятельство, что он благополучно живет среди них.

Все, что сделал для нас этот англичанин, действительно принесло много пользы, ибо он, во-первых, в точности сообщил, где именно мы находимся и какой путь нам лучше всего держать, во-вторых, он научил нас добывать себе достаточно съестных припасов и, в-третьих, служил совершеннейшим нашим переводчиком и миротворцем в сношениях со всеми туземцами, которых стало немало вокруг нас, причем это был народ более свирепый и развитой, чем встречавшиеся нам ранее. Их не так легко было испугать нашим оружием, и они не были столь невежественны, чтобы отдавать свои припасы и зерно в обмен на побрякушки, которые, как я уже говорил, делал наш искусный мастер.

Все это я говорю о тех туземных неграх, в среду которых мы скоро попали. Что же до бедняков, среди которых он находился, то они мало разбирались в вещах, так как жили на расстоянии более чем в триста миль от берега. Они собирали на северных возвышенностях слоновьи клыки и относили их на шестьдесят или семьдесят миль к югу, где встречались с другими торгующими неграми, и те давали им бусы, стекляшки, ракушки и каури[60], которые получали от европейских торговцев – англичан, голландцев и прочих.

Мы сошлись с новым нашим знакомым ближе. И в первую очередь, хотя сами имели жалкий вид в смысле одежды – у нас не было ни обуви, ни чулок, ни перчаток, ни шляп и лишь малое количество рубах, – одели англичанина, как могли. Наш лекарь, у которого были ножницы и бритвы, побрил его и подстриг ему волосы. Шляпы, как я сказал, в наших запасах не имелось, но он сделал себе, и весьма искусно, шляпу из куска леопардовой шкуры. Что же до башмаков или чулок, то он столько времени обходился без них, что не нуждался даже в полусапожках, или ножных перчатках, какие я описал выше.

Как он с любопытством слушал историю наших приключений и был неимоверно захвачен рассказом о них, так и мы, в свою очередь, проявляли не меньшее любопытство к истории его приключений и к тому, как он попал в это место и дошел до состояния, в котором мы его нашли. Отчет обо всем этом был бы подходящей темой для интересной книги и, наверное, так же длинен и занимателен, как и отчет о наших приключениях, поскольку заключал бы в себе много странных и необычайных происшествий. Но у нас нет возможности пускаться в столь длинное отступление. Суть его истории вот в чем.

Он был фактором Английской Гвинейской компании[61]в Сьерра-Леоне или каком-то другом сеттлементе, который затем захватили французы, забрав у него все его вещи заодно со всем, что было вверено ему компанией. Потому ли, что компания не возвратила ему отобранного, потому ли, что отказалась от дальнейших его услуг, он бросил службу и начал работать у тех, кого называли независимыми торговцами, а затем, лишившись службы и здесь, стал торговать за свой счет. Тогда-то, попав по неосмотрительности в один из сеттлементов компании, он то ли был отдан в руки каких-то туземцев, то ли как-то иначе, но попался им. Во всяком случае, они его не убили, и он ухитрился вскоре сбежать к другому туземному племени, которое враждовало с первым и потому по-дружески обошлось с ним. И здесь он прожил некоторое время. Но так как место пребывания или общество ему не понравилось, он снова бежал и много раз менял хозяев. Иногда его забирали силой, иногда его гнал страх – различные бывали обстоятельства (разнообразие их требует отдельного рассказа), пока он не оказался в месте, откуда возвратиться оказалось невозможным, и не поселился здесь, где его хорошо принял вождь племени. За это он научил племя ценить продукты своего труда и запрашивать правильную цену у негров, которым они продавали слоновую кость.