Малахольный экстрасенс - Анатолий Дроздов

Он посмотрел на меня в упор. Так…

— Хотите, чтобы исцелил?

— Прошу, Миша! За кого другого не стал бы, но тут случай особый. Яша мне как брат, а его сын — родной человек. Упреждая ваш вопрос, скажу: друг обещал хранить тайну. Он человек военный, слово сдержит. И еще — десять тысяч долларов. Наличными, из рук в руки.

Хм! Огромная сумма для СССР. Когда разрешат продавать квартиры, в Минске можно будет купить однушку за три тысячи. Но с другой стороны — валюта. Только за владение ею в СССР уголовная статья. Стремно. Я забарабанил пальцами по столешнице. Терещенко понял.

— Не беспокойтесь, Михаил! И я, и Яша будем молчать. Если опасаетесь, оставьте доллары мне. Сохраню, не пропадут.

— Не боитесь ОБХСС?

— Эх, Миша, Миша, — улыбнулся он. — Вы не еврей, потому многое не знаете. Когда в семидесятых начался массовый исход евреев из СССР, встал вопрос: что делать с нажитым имуществом? Везти его с собой глупо, часто вовсе невозможно. Разумеется, можно продать, но куда девать вырученные рубли? В Израиле они не нужны, да и вывезти не дадут: евреев, покидающих СССР, на границе досматривали с особым тщанием. Вот тогда и зародилась система взаимопомощи. Вы продавали здесь имущество, отдавали рубли нужному человеку, взамен за границей получали валюту. Таким образом жившие за границей евреи помогали родственникам в СССР. Если официально выслать валюту, ее отдавали по курсу Госбанка СССР, то есть 66 копеек за доллар. По системе помощи выходило в несколько раз больше. Всем выгодно, все довольны. Я вам больше скажу. Кому, думаете, отходила квартира, которую оставляли уезжающие за границу евреи?

— Государству, в смысле исполкому.

— А вот нет. Теоретически — да, но на деле иначе. Уезжавшие евреи прописывали в квартире родственника, и она оставалась ему. Все законно. В семидесятые в Минске государству отошли считанные квартиры евреев, а уехало их — ого-го-го сколько! В конце восьмидесятых ситуация изменилась: оставлять стало некому, слишком многие стали уезжать. Хотя схемы есть, как и люди, готовые сохранить деньги. Так что не волнуйтесь. Доллары вернут по первому требованию.

— Осталось заработать, — вздохнул я. — Рак в терминальной стадии… Ладно, детки, с ними проще, но парню семнадцать лет!

— Постарайтесь, Михаил! Буду вашим должником.

Пациента привезли через день. Выглядел он — краше в гроб кладут. Ну, так оставалось недолго. Лишенная волос голова — следствие химиотерапии, серая кожа, изможденное страданием лицо. Жалко мальчика. На последней стадии рака больных мучают боли — иногда непереносимые. Этому, видно, досталось.

Кроме пациента в палате меня ждали Яковлевич и незнакомый мужчина лет за пятьдесят. Невысокий, худощавый, с острым взглядом карих глаз. В штатском, но военная выправка чувствуется. Он стоял у кровати, на которой сидел мальчик, и смотрел на меня в упор.

— Знакомьтесь! — представил его Терещенко. — Мой друг Яков. А это Михаил.

Генерал протянул мне руку, я ее пожал. Ладонь у него оказалась сильной и твердой.

— Это Ариэль, — указал Терещенко на пациента. — Можно просто Арик. Он не обидится. Так? — он улыбнулся мальчику.

Тот в ответ кивнул.

— Говорит по-русски? — спросил я.

— Да, — ответил генерал.

— Тогда оставьте нас вдвоем.

Не хочу светить перед ним способностями. Генерал хотел что-то сказать, но Терещенко подхватил его под локоть и вывел из палаты. Я взял стул и подсел к мальчику.

— Ляг на живот, — велел. — Будем исцелять.

Арик подчинился. Я положил ему руку на затылок. Нужды в том не имелось, но зачем мальчику знать? Обязательно расскажет отцу. Что у нас тут? Жопа, если коротко. Опухоль на четверть мозга, да еще проросла вглубь. Не удивительно, что ее не стали удалять. Поражены не только твердая мозговая оболочка, но — и мягкая с паутинной. И с чего тут начинать? Попытался привести клетки опухоли в чувство — хрен на ны! Словно алкоголики в запое они желали бухать. В нашем случае — жрать здоровых товарок. Ах вы, суки! Запустив энергетический поток, я стал выводить их из активного состояния — слой за слоем. Рефлекторно помогал себе пальцами, двигая ими по черепу пациента. Завершив процедуру, начал с крайних. Так, бухарики! Протрезвляемся и работаем. Потихоньку, помаленьку. Понимаю: трудно, но когда-нибудь надо начинать. Не то сдохнете вместе с пациентом. Поняли?

Не сразу, но клетки начали работать. Поначалу робко, по чуть-чуть, но их цвет стал меняться с красного на голубой. Я немножко помог им энергией, а затем убрал руку. Кажется, процесс пошел.

— Как чувствуешь себя, Арик? — спросил пациента. — Голова не болит?

— Нет, — ответил он. — Но щекотно. В голове будто таракан ползает.

Интересный эффект! Я невольно улыбнулся: тараканы в голове — это по-нашему.

— В Израиле есть тараканы?

— У нас нет, у других видел. Вот такие!

Он вытянул руку и развел большой и указательный пальцы. Ничего себе! Если у них такие головах…

— Потерпи, Арик! Это хороший таракан. Съест опухоль и исчезнет. Полежи.

Я встал и вышел в коридор, где немедленно столкнулся с папашей пациента. Он уставился на меня.

— Все нормально, — успокоил я. — Процесс пошел. Не беспокойте сына — пусть полежит. Через час вернусь и продолжу.

— Идемте пить чай! — предложил стоявший здесь же Терещенко.

Мы отправились к нему в кабинет, где секретарша главного врача принесла нам чай и бутерброды. Яков попросил кофе, ему сделали растворимого. Он его едва пригубил, к бутербродам вовсе не прикоснулся. Я стесняться не стал — целительство пробуждает зверский аппетит. «Как же так? — спросите вы. — Ведь энергия идет из окружающего пространства, сам говорил». Так-то оно так, но ведь кто-то пропускает ее через себя, направляет и контролирует? Силы тратишь — о-го-го! Поглощая бутерброды, я украдкой наблюдал за генералом. По его лицу читалось, что только усилием воли он сдерживает себя от желания встать и побежать к сыну. На мгновение ощутил острую зависть. Меня так не любили. Отца вовсе не знал — мать родила меня незамужней, а потом отдала сестре и укатила с очередным хахалем. Даже не знаю, где она сейчас. Вырастила меня тетя Оля. Вот она меня любила, но по-своему, по-деревенски. Лаской не баловала, хотя, заболей, как Арик, отдала бы все, чтоб вылечить.

— Ну, что навестим нашего пациента? — предложил я, сжалившись.

Генерал вскочил со стула, следом поднялись мы с Терещенко. Так, втроем, и ввалились в палату. Арик лежал на койке и читал книгу.

— В тумбочке нашлась, — объяснил подбежавшему к нему отцу. — Скучно просто так лежать.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Яков.

— Хорошо, — ответил мальчик. — Только таракан в голове бегает. Щекотно и чесать хочется.

— Какой таракан? — изумился генерал.