Камигава: Рассказы - Jay Moldenhauer-Salazar

знаю смертных! – Сказал Серебряная борода, развернувшись к ним. Теплый бриз пронесся по комнате, всколыхнув его усы. Он пах полем травы сусуки под полуденным солнцем. - Хотите послушать о том, как я провел время за эти 1 000 лет? Я…

Трубка взмахнул рукой, улыбаясь. – Спокойнее, дружище. Я не хотел тебя обидеть. Прибереги свои рассказы к тому времени, как мы все соберемся. Чешуя уже почти пришел, а последний… - Здесь Трубка замолчал и метнул многозначительный взгляд через стол, на один из пустых табуретов.

- Старые воспоминания встречаются в одолженных одеяниях, - произнес голос – чуть громче шепота – из воздуха над пустым табуретом. – Рукава моей мантии все еще мокрые от слез горя нашего последнего расставания, или это кровь тех, кого мы нежными руками увели из этого мира?

- Как мило, что ты присоединился к нам, Роса. Как всегда, говоришь загадками.

Подул теплый, соленый ветер, и с ним появился человек, сидящий на табурете. Он был одет в парящую лазурную мантию, мерцающую, словно вспомнив о пойманных когда-то лучах заката на море.

- Я был здесь задолго до твоего прихода, дорогой Трубка, - сказал человек по имени Роса, - и весь мир это загадка. Я лишь говорю истину.

Трубка, вынужденный как-то ответить, было открыл рот, но  был прерван лютым воющим ветром у дверей. Пятый человек вошел в чайный домик. На нем была плотная мантия из промасленной мешковины, запачканной по краям высохшей грязью дорог. Его глаза были мелкими, черными гагатами, блестящими из впалых глазниц, а кожа была сухой и почерневшей. Морщины на коже были покрыты оранжевыми пятнами, оставшимися после какой-то болезни, перенесенной в давние времена. Он улыбнулся, обнажив черный язык, трясущийся между беззубых десен.

- Мой ход.

Пройдя к столу, он протянул руку и поднял одну из фигурок, желудевое нэцке, вырезанное в форме яйца, вокруг которого сплелись три змеи. Он провел грязным ногтем вдоль одной из линий на столе, пока не достиг свободного пересечения. Он поставил фигурку на стол, глаза Трубки напряженно следили за каждым его движением. Удовлетворившись, старик шлепнулся на табурет и принялся громко кашлять.

Трубка вежливо подождал, пока утихнет его приступ, затем проговорил. – Приветствую тебя, Чешуя. Серебряный как раз собирался рассказать нам о его глубинных познаниях о потенциале смертных в вопросе просвещения, не так ли?

- Ах, я люблю хорошие сказки, - проскрипел Чешуя, его хриплый голос звучал, как надрывный шепот.

Серебряная борода проигнорировал его и сел на последний свободный табурет. Затем, сложив перед собой руки, словно в молитве, он начал говорить.

- Вы смеетесь, когда я говорю о просвещении смертных, но это больше чем сказка, или праздная игра ками, - сказал он, указывая на стол перед собой. – Я видел, как это происходило перед моими собственными глазами. Я видел, как смертный получал просветление, и был свидетелем вознесения после смерти.

Хриплый смех Чешуи наполнил чайный домик, затем он ахнул в притворном ужасе. – Так, погоди – в итоге, смертный умирает? – сказал он, сочась сарказмом. – Шокирующе!

Серебряная борода нахмурился и протянул руку к небольшой фигурке из слоновой кости на столе. По форме она напоминала сидящего человека в доспехах, хотя лицо его было настолько вытертым, что ни его выражение, ни пол были уже неразличимы. – Он был самураем, и я служил его советником. Он был повелителем небольшой крепости неподалеку от руин, которые они теперь называют Рейто, хотя в те дни, это был процветающий город, центр торговли и образования. Он содержал небольшой отряд верных людей, был обеспечен и исправно участвовал в политических играх самураев, но порочный торговец привел его к разорению.

- Узнав о слабости моего повелителя к авантюрам, торговец нашептал ему множество прибыльных и нелепых схем. Своим серебряным языком он обещал, что золото моего повелителя увеличится вдесятеро. Я отговаривал его от каждой из этих авантюр, но моей силы убеждения было недостаточно, чтобы спасти моего повелителя от природной жадности, а я твердо отказывался нарушать свою роль и использовать свои истинные силы.

Это вызвало еще один приступ скрипучего хохота Чешуи. Трубка метнул в него гневный взгляд, и тот, наконец, затих, хотя его грудь все еще содрогалась в беззвучном смехе.

- Со временем мой повелитель остался один. Он проводил все свое время в личных покоях, лихорадочно пересчитывая оставшееся серебряные монеты. Однажды утром, я застал его, тайком выходящим из хранилища крепости с сумкой под рукой. Я знал, что в ней покоился великий шлем с гербом аиста – ценная семейная реликвия. Он собирался заложить его ростовщику, чтобы выплатить один из его многочисленных долгов, или, скорее даже, ради выручки денег для очередной схемы торговца. Видя, что он опустился на самое дно, я решил провести с ним эксперимент. Мог ли кто-нибудь, полностью лишенный чести, быть спасен? Мог ли он достичь просвещения и вознестись к ками?

- Я остановил его за воротами заднего выхода из крепости и сказал о существовании иного пути. Поначалу он не стал меня слушать, но я напомнил ему, сколь оскудело его состояние после того, как он перестал прислушиваться к моим советам, и он согласился помолиться вместе со мной о спасении у крепостного алтаря, хоть и лишь из надежды на то, что благословение ками сможет улучшить его шансы в последнем запланированном вложении денег.

- Он опустился на колени у алтаря и прозвонил в колокол, чтобы обратить на себя внимание ками, положив шлем на алтарь, как подношение. В тот момент я впервые воспользовался своими истинными силами, но так, чтобы мой повелитель не понял, что это дело моих рук. Я превратил шлем в крошечного ками света, звенящего, подобно серебряному колокольчику. Он поднялся к потолку святилища, и исчез.

- Самурай был, ясное дело, шокирован, и поначалу, клял меня и рыдал о потере сокровища, но в ту ночь он увидел этого ками во сне, и на следующий день явился ко мне с просьбой снова посетить алтарь. Каждое утро мы повторяли этот ритуал. Он приносил очередное сокровище к алтарю, а я превращал его в чудесного ками, пока повелитель молился. Так продолжалось, пока ему уже нечего было предложить духу света.

- Самурай тогда отказался от своего титула и земли, и ушел в монастырь, для большего служения ками. Он жил полной жизнью, и на 88-ом дне рождения покинул мир просвещенным. Я стоял у его постели и наблюдал. Когда последний вздох слетел с его