Катакомбы военного спуска - Ирина Лобусова

– Понял… – прохрипел Гасан.

– Хорошо. Итак, первый вопрос. Как давно ты стучишь на своих?

– Да ты за шо… начальник… – начал было бандит, но Петренко, не дав ему договорить, двинул его стволом пистолета по щеке так, что из рассеченной кожи хлынула кровь.

– Завопишь – пристрелю, – просто сказал он, – вопрос повторить?

– Два года… – быстро заговорил Гасан, – меня заставили… велели… говорю время от времени… чтобы выжить… на квартирах с начальником твоим встречаюсь… тайком…

– Это он велел тебе помогать старухе-кукольнице?

– Он. Он у нее вещи прятал.

– Какие вещи?

– Отобранные при обысках. Которые себе оставлял.

– Какая между ними была связь – между старухой и начальником?

– Точно не знаю… Но, похоже, в молодости старуха была его любовницей. Он только ей доверял.

– Стоял, значит, одной ногой в милиции, другой – среди таких, как ты, – усмехнулся Петренко. – А ты, значит, как шестерка, по указке бегал!

– Я не бегал! Я делал, как он говорил.

– За что убили старуху?

– Он ее боялся. Что много знает. Про меня, про него.

– Ты был у старухи перед смертью?

– За день до смерти. Он велел.

– А в день смерти?

– Меня не было. Я ничего не знаю.

– Кто убил старуху?

– Его агент.

– Имя?

– Не знаю. Он называл его Призрак.

– Почему Призрак маскировался под Палача Тучи?

– Чтоб списали на криминал.

– Что еще?

– Еще он говорил, что таких, как я, будут убивать. И когда у старухи найдут золото, то решат, что она связана с бандитами, укрывает краденое.

– Ты видел Призрака?

– Никогда. Даже не слышал его голоса.

– Как ты узнал о Призраке?

– Он сказал. Мол, есть у него такой агент, что все лучше всех сделает, и никто его не найдет, потому что он Призрак. И этот Призрак даже бандитов сделает, потому как раскусил Палача, которого послал Туча к тем, что украли общак.

– То есть он тебе сказал, что тебя во время спецоперации не тронет, и ты продолжал стучать на своих?

– Да.

– Он наврал, – усмехнулся Петренко. – Твое имя есть в списках. Я сам видел, – он убрал пистолет и позволил бандиту сесть.

– Что теперь будет, начальник? – Гасан потирал горло, тоскливо глядя на Петренко.

– Беги из города. Я тебя искать не буду, – снова мрачно усмехнулся следователь. – А вот он – может, и будет. Беги, пока можешь бежать.

Словно не веря, бандит растерянно уставился на Петренко.

Слова друга. Страшная угроза. Разрушенное волшебство. Смерть Петренко

Володя нервничал. Никогда еще его друг так не опаздывал. Петренко это было совершенно не свойственно. Сосновский привык, что он сам никогда не укладывался во время и каждый раз, когда в последний миг прибегал к месту встречи, его друг уже сидел за столиком, выказывая явные признаки нетерпения. Петренко был пунктуален до чертиков. И вот теперь… Что-то произошло.

Володя нервничал, ерзал на стуле, постоянно глядя на часы. Встречались они, как всегда, в «Сигнале», и к вечеру в пивную набилось довольно много людей. Сосновский с трудом отыскал свободный столик.

Вот уже все столы заняты, официанты сбились с ног, разнося подносы с закусками и толстые кружки с пивом. А Петренко все не было.

Этим утром Володя еще даже не предполагал о встрече. Рано, часов в 9, когда, сонный и злой, он ввалился в редакцию, чтобы без опозданий присутствовать на обязательной планерке в 9.30, его сразу позвали к телефону.

Звонил Петренко. Он попросил Володю вечером прийти в «Сигнал» и подчеркнул, что у него очень важное дело. Голос друга звучал не обычно, не так, как всегда. Сосновский сразу занервничал и спросил, что случилось. Петренко ответил, что все объяснит при встрече. Володя пообещал прийти, и вот прошел уже час с того времени, которое указал сам Петренко. А его все не было.

Сосновский вдруг подумал было заказать кружку пива. Однако шальная мысль как мелькнула, так и пропала, и в последний момент он заказал вторую бутылку сельтерской с бутербродами.

Нервничая, Володя рассматривал публику. Контингент пивной немного изменился, теперь в нем было гораздо меньше криминала, а больше простых, но приличных людей. Криминал переместился на задворки Молдаванки. И Сосновский подумал, что там ему и место.

Изменения, конечно, были к лучшему, но… Публика пивной стала какой-то безликой, словно с нее разом стерли все яркие, сочные краски. Такие обыкновенные люди в одежде от советского легпрома могли быть в любом крупном городе, в любом месте карты – ткни только ручкой, не ошибешься. Исчезал яркий одесский колорит, размывался этой обезличенной, одинаковой толпой, и Володе было печально от этого.

Яркие типы с их красочными выражениями, шикарными ботинками, вообще с блестящим бандитским шиком делали Одессу разноцветной картиной, переливающейся всеми цветами радуги. И теперь вот они уходили в прошлое. Краски стали меркнуть, стираться, сереть… До тех пор, пока от яркого оригинала не осталось ничего.

Думая об этом, Сосновский отвлекся настолько, что даже не заметил, как внутри пивной появился его друг и, быстро лавируя между подвыпившими посетителями, остановился у столика.

Володя заметил его только в последний момент и увидев, вздрогнул. Петренко выглядел ужасно. Он был бледным и небритым, под воспаленными глазами пролегли черные круги. Казалось, он не спал несколько суток. Даже одежда на нем была какая-то помятая, что было просто нонсенсом для такого щеголя, как Петренко, на котором даже форма выглядела как с иголочки.

– Что с тобой, что произошло? – Сосновский испугался этим непонятным переменам, явно показывающим, что в жизни друга произошло что-то серьезное.

– Произошло, – глухим голосом произнес Петренко, усаживаясь за столик. – Завтра к вечеру я должен выбраться из города.

– Почему? – не понял Володя.

– Если я этого не сделаю, меня убьют.

– Во что ты вляпался? – воскликнул Сосновский.

– В жизнь, – губы Петренко искривились в горькой, издевательской усмешке, – в отвратительную жизнь. Ничего личного.

– Поясни, – настаивал Володя.

– Не пиши эти статьи, – неожиданно произнес Петренко.

– Ты о чем? Какие статьи? – удивился Сосновский, совершенно сбитый с толку.