Катакомбы военного спуска - Ирина Лобусова

– Бандиты его убили. Конкурирующие банды, – вздохнул следователь.

– Если Петренко убили бандиты, то Цыпу – кто? – усмехнулся Володя.

– Тоже бандиты! Что-то не поделили! – Следователь был решительно настроен искать этих бандитов, а Сосновский прекрасно понимал, что не все так просто, как кажется на первый взгляд.

Наконец все было закончено. Володя помнил, что Петренко говорил о бумагах. Он был намерен вернуться в квартиру за ними к ночи, когда никого здесь больше не будет. У него был ключ.

Фальшивые татуировки – правда. Статья Володи. Последние слова Петренко. Признание Тани

Таня подошла к узкому окну, выходящему в захламленный старой мебелью двор-колодец, чтобы размять ноги. Здесь было душно. Духота плотным облаком накрыла город, но особенно тяжело она чувствовалась в скученности Молдаванки.

Дубяк отсутствовал уже полчаса, и Таня устала его ждать в этом самом настоящем притоне на Средней. Таких мест оставалось все меньше и меньше, их можно было пересчитать по пальцам. Но для Тани, хорошо знавшей трущобы Молдаванки, жившей среди лабиринтов старых домов, подобные места вызывали не отвращение, а ностальгию.

На самом деле это был маленький полуподвальный кабачок, очень сильно напоминающий то место на Садовой, которым владела когда-то сама Таня. Здесь не было вывески и не было посетителей, случайно попавших сюда перекусить или выпить чего-нибудь покрепче. Здесь собирались остатки уличных банд, те самые «последние могикане» преступного мира, которые когда-то, давным-давно, создавали знаменитую историю уличных королей.

После ухода Володи Таня провела остаток ночи без сна. Ее страшно мучило непреходящее чувство тревоги. Эта тревога ощущалась в воздухе, что-то должно было произойти, и Таня ворочалась на смятых простынях, еще хранящих запах человека, ставшего ее бездной.

Под утро мысли, к удивлению, обрели ясность, и Таня вдруг поняла, что именно вызывало тревогу, если оставить в стороне отношения с Володей.

Зайдер и его странный ассистент, который после той случайной, не нужной ночи стал вызывать у Тани почти физическое отвращение. Догадка крепла, зрела в мозгу, и, когда обрела вполне реальные очертания, Таня вскочила с кровати и стала одеваться. Ноги сами понесли ее на Среднюю.

Кабачок только открылся. Сонные посетители, проведшие в нем буйную, разгульную ночь, еще спали на столах. Дубяка среди них не было. Таню в этом месте хорошо знали, поэтому, быстро позвав хозяина заведения, она велела ему послать кого-нибудь за Дубяком, а сама прошла в узкую, полутемную комнатушку, служившую отдельным кабинетом, местом для тайных встреч.

Дубяк явился почти сразу. К удивлению Тани, выглядел он неплохо. Может, стал меньше пить? В любом случае Дубяк внимательно выслушал ее просьбу и задумался.

– Даже не знаю, кого позвать… Новое все это у нас – наколки, татуировки. Хотя есть тут один… Сам у него пару раз делал перед ходкой, чтоб отличали свои. Ладно, приведу, – и, взяв деньги, которые дала ему Таня, исчез, оставив ждать ее в притоне и медленно сходить с ума.

Этим утром Таня должна была выяснить очень важную вещь – правильными или поддельными были рисунки на груди Шахова. Именно татуировки смущали ее больше всего – с того самого момента, как только она их увидела. И теперь Таня должна была все понять.

Прошел час, прежде чем Дубяк ввел в узкую клетушку невысокого толстого старика. По словам Дубяка, он делал наколки всей одесской тюрьме. Старик кряхтел, переваливаясь с ноги на ногу, и выглядел встревоженным.

– Что дамочка желает узнать? – Глаза его бегали по сторонам.

– Вот это, – Таня протянула ему листок бумаги, на котором по памяти зарисовала татуировки, увиденные на груди Шахова.

– Хм… – Старик внимательно разглядывал изображение, шевеля губами, – и шо за цей холоймес дамочка желает заслышать?

– Холоймес? Почему? – ухватилась Таня за знакомое слово.

– Потому, что картину маслом за то делал какой-то задрипанный швицер, за которого отправят на ходке в самый курятник! – хихикнул татуировщик.

– Объясните! Что не правильно, что не так? – Таня уже все поняла, оттого голос ее зазвучал тревожно и громко.

– Да все, дамочка. Никто не делает за так. Вот, глядите, эти два рисунка сами себе противоречат. Один означает корону, другой – кандидата на ходку. Третий, вот над этим, крест, имеет острые углы, угрозу, так никто и не станет выбивать. Человек, который набил холоймес этот на своей шкуре, дурак, потому что как попадет за ходку, то мало там ему не покажется! Люди крысу почуют. Понятно вам, дамочка?

– Он вор? – побледнела Таня. – Это рисунок вора?

– Крыса он, дамочка. Мусор, если хотите знать, шоб я обмозговал. Мусор, который косит за вора, а ни хрена не знает в том, куда лезет.

Таня закрыла лицо руками. Татуировки Шахова были фальшивыми. Он был чекистом, которого заслали в их мир. Крысой. Той самой крысой, которую искал Туча. И он пришел за их жизнями.

Да, но Шахов был правой рукой Зайдера. А это означает, что… Зайдер тоже работает на большевиков? Вступил в сделку с дьяволами, чтобы получить место Тучи?

Бежать, бежать изо всех сил… Рассказать… Спасти…

Щедро заплатив старику, Таня со всех ног помчалась ловить машину и ехать на виллу к Туче. Однако смогла добраться туда только ближе к вечеру: очень долго пришлось ждать свободный таксомотор, а еще дольше – плестись с черепашьей скоростью по разбитым загородным дорогам. Поэтому, когда Таня ворвалась на виллу и забежала в роскошную гостиную, то увидела, что Туча находится в таком состоянии, что говорить с ним абсолютно бесполезно.

– Кончено, – он поднял на Таню покрасневшие, но еще разумные глаза, – все кончено…

– Туча, Зайдер… И этот его, Архангел… – Таня потрясла Тучу за плечо. Он уронил лицо в стол, за которым сидел, никак не отреагировав на ее слова. На полу валялись пустые бутылки из-под дорогого коньяка. В отчаянии Таня плеснула на Тучу водой из графина.

– Кончено, – снова повторил он, подняв голову.

– Что кончено, что? – Тане хотелось закричать.

– Замочили этого… Который Петренко. Дружок там твой убивается… Потеряла ты его. Кончено.

– Что? – отшатнулась Таня.

– Ты сказала слово, я сказал… Убивается твой дружок. Петренко этот жизнь ему спас, Сосновскому твоему…

И, неожиданно протрезвев, Туча заговорил довольно связно – полились воспоминания о том периоде жизни Володи, о котором Таня ничего не могла знать… О том, что Петренко спас его, а теперь единственного друга Сосновского нет в живых, и убила его она, Таня, тоже, среди всех остальных…

Таня сидела напротив Тучи, опустив руки на колени, и молча все слушала. Когда Туча закончил, она, выдержав паузу, произнесла: