Никола Тесла. Портрет среди масок - Владимир Пиштало

Весь Нью-Йорк стремился женить его. На ком? Среди прочих была Энн Морган, высокая девушка с острыми коленями, дочь хозяина Уолл-стрит. Изобретателя постоянно приглашали:

— Приходите познакомиться с мисс Уинслоу, она не верит, что мы с вами знакомы!..

— Приходите познакомиться с мисс Амейшей Касснер…

— Приходите на ужин. Будут мисс Флора Додж, мисс Маргарет Мерингтон…

Он приходил шаркающей походкой, ушастый и улыбающийся. Он смотрел на путаницу нежных улыбок, кружевных солнечных зонтиков, невинных декольте, призывных взглядов, лебединых шей, воланов на платьях, орхидей и магнолий на ключицах. Дамы знали, они были уверены в том, что неотразимы, как Ниагара. Но все же…

Все эти игры ржущих мужиков и мяукающих баб надоели Тесле. Едва разговор заходил на эту тему, в его ироничном сознании раздавался голос гусляра, распевающего песню о женитьбе царя Душана:

Если ж царь наш к девушке поедет,

Все равно, жара ли или стужа,

Соберет сватов он три десятка…

На нескромные вопросы изобретатель отвечал мелодраматическим тоном:

— Наука — вот моя единственная невеста.

Если у него и возникали сексуальные потребности, он не желал их реализовывать. Открытие знаменовало для него момент наивысшего возбуждения, поцелуй Бога. И сексуальные устремления исчезали, их сменяла иная мощная сила, подобная пожару. По сравнению с ней любое другое возбуждение казалось просто ничтожным.

Люди не верили ему.

— Это моя возвышенная любовь, — добавлял он.

Люди перемигивались, перешептывались, укоряли его.

— «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, тогда я — медь звенящая или кимвал звучащий…» — говорили они.

Брови вечного жениха в табачном дыму поднимались к потолку. Люди неустанно, ненасытно расспрашивали его об этом.

— Иногда мне кажется, что, отказавшись от женитьбы, я принес великую жертву своей работе, — играл он перед репортерами. Но после этого вдруг менял тему. — Считаю ли я нужным жениться? Человеку искусства — да, необходимо! — отвечал он терпеливо. — Писателю — да, надо! Но изобретателю — нет. Это труд слишком интенсивного характера, дикого, страстного.

Де Квинси писал о пропасти божественной радости, которая разверзлась в нем. Тесла сам переживал приступы подобной радости. Он годами жил в состоянии почти непрерывного восторга. Затянутый в тугой воротничок, он жил страстью, которая сворачивает горы.

— Еще в детстве, когда мой ком снега вызвал лавину, я обручился со стихией, которая в мгновение ока меняет значимость всех вещей, — шептал он в свой накрахмаленный воротничок. — Потому все человеческие учреждения — всего лишь игрушки.

Кроме того, его мутило при виде украшений. Его выворачивало наизнанку, если приходилось ненароком коснуться женской прически. Он отказывался от слияния с Эдвардом Дином Адамсом, с предприятиями и с представительницами прекрасного пола. Он отказывался от всех общепринятых действий и критериев.

— Разве Ахилл и королевич Марко не сторонились общества людей? — спрашивал он Стэнфорда Уайта, когда роскошный пульмановский вагон вез их к Ниагарскому водопаду.

Пошел дождь.

— Смотрите! — вдруг воскликнул Тесла, указывая пальцем в окно.

На лугу коровы разыгрались перед грозой и резво скакали почти как собаки.

— Пришлите мне другого официанта, — пропустил мимо ушей Уайт. — Уберите этого, с лицом клоуна.

Рыжие волосы Уайта горели. Неумолимая рука подливала. Он напомнил Тесле, что Зевс так наслаждался обществом матери Геракла, что даже несколько раз останавливал движение звезд и планет. Он, подобно ассирийцам, верил, что женщину оплодотворяет бог солнца, а мужчина служит ему просто средством. Он, как и Зевс, всегда хотел быть и лебедем, и быком, и золотым дождем.

— Не беспокойся, — бормотал пьяный архитектор. — Я буду любить и за тебя тоже.

«Хорошо тебе, братец, — думал Тесла. — Но почему у тебя такой водянистый, беспокойный взгляд?»

Потом Уайт задремал, и во сне он обнимал талии и шеи. Стемнело. Где-то в полях жгли костры, и раскаленные искры спешили в небо. Состав рычал, как дракон, и вилял хвостом, вгрызаясь в огромный мир. И опять, как некогда, рельсы возникали перед паровозом из ниоткуда.

Утром в Буффало изобретатель окоченел, а архитектор маялся похмельем.

Участники торжественного собрания выглядели карликами перед Теслой, стоящим на трибуне. Вслушиваясь в приветственные речи, он понял, что за пару лет, прошедших после казни Кеммлера, все изменилось. В умах американцев переменный ток из дьявола преобразился в ангела.

Никола Тесла начал приличествующую случаю торжественную речь. В середине речи его кровь вдруг остыла. Теслу внезапно охватила ревность к мертвому сельскому пареньку, а с ней пришло и чувство вины за то, что тот лишил его благословения. Данила не женился. И он не женится. Он едва удержался, чтобы не сказать: «Да, я и так достаточно плохой человек. Но жестоко делать меня еще более страшным».

После речей мэр ухватил Теслу и Уайта под руки и предложил подобраться к чудовищному водопаду снизу, на корабле «Туманная дама». Мэр шепнул Тесле — криком крикнул! — что многие пары приезжают в свадебное путешествие именно сюда. Возбужденный, Тесла смотрел на ревущую стену воды до тех пор, пока не забыл, на что именно смотрит.

— Это сильнее всего на свете. Какая мощь!

Радуги то и дело возникали во всепроникающей водяной пыли. Шелковая вода сверкала перед тем, как низринуться с огромной высоты. В падении вода становилась белой. Потом превращалась в облако. Ветер поднимал облако, разнося свежесть. Несмотря на капюшоны штормовок, лица стали мокрыми. Тесла понимал: это двигало его гидростанцию. И вновь, как некогда, маленький белый комок, брошенный его рукой, превратился в чистую силу и вырос до размеров судьбы. Его охватило ощущение величия и мощи.

Этому ревущему пенному водопаду индейцы приносили в жертву девственниц.

И только эта невероятная свежесть смыла с его души гарь сожженной лаборатории. Глаза его наполнились слезами, а душа слилась со стихией. Да, естество изобретателя — дикое и страстное. Водопад мощно перекрикивал его. Губы Теслы беззвучно шевелились. На тайном венчании с неизмеримой силой Тесла прошептал свое:

— Да!

Началось взрывом.

— Война с Испанией! — завопили газетчики.

Газеты Херста продавали войну.

Война продавала газеты.

Щеки разрумянились. Пальцы подкручивали усы. Все бросали в воздух соломенные шляпы. Мужчины, как дети, радовались предстоящей бойне. Теодор Рузвельт скалил зубы под моржовыми усами и собирал своих «Жестоких всадников».