Никола Тесла. Портрет среди масок - Владимир Пиштало

Поскольку оба были чрезвычайно заняты, месяцами они встречались только на лету.

— В следующее воскресенье!

Когда Сара Бернар гастролировала в Нью-Йорке со своим спектаклем «Иезавель», Джонсон пригласил ее на ужин. На этом ужине Тесла представил Уайта Свами Вивекананде.

— Вы решили познакомить дьявола с ангелом? — оскалился Уайт.

— В следующее воскресенье — точно!

Прошло еще два месяца. Наконец в августе они встретились в уик-энд в городке Ньюпорт, штат Род-Айленд. Берега с парусными яхтами выглядели как импрессионистское полотно. Замки соревновались в великолепии. Мрамор сверкал среди газонов. Павлины приминали траву осторожными шагами. Ласточки во фраках селились под стрехами вилл миллионеров. Волны разбивались о черные скалы перед виллой «Брейкерс».

— Семь миллионов, — шепнул уголком рта Стэнфорд Уайт, сделав вид, что рассматривает океан. — Семь миллионов — столько стоило Вандербильту это удовольствие.

Они смотрели на заход солнца, расположившись в плетеных кабинках перед виллой. В семь вечера дворецкий, надменный, как венецианский дож, пригласил их войти. В коридоре два грифона рычали на урну с декоративной капустой. Уайт и Тесла не спеша переоделись. Сверкая накрахмаленными манишками, они спустились под нарисованное в холле небо. Здесь висели гигантские бронзовые люстры, каждая с шестнадцатью молочно-белыми лампами. Лестница копировала Парижскую оперу.

Розовый нумидийский и зеленый итальянский мрамор украшали стены. Камин в библиотеке, напоминающий балкон Джульетты, был доставлен из французского замка шестнадцатого века. Из этого гигантского камина тянуло холодом. Старая скучная бронза разошлась по столам.

Обстановка отличалась маниакальной симметрией. Бесконечное количество цветов наполняло комнаты приятным благоуханием.

— Я всегда садился есть прежде, чем проголодаюсь, — доверился Уайт Тесле. — А худоба у меня потому, что болею туберкулезом.

Вилла была построена в ренессансном стиле — как его представляли себе французы в эпоху ампира. У Вандербильта служил знаменитый французский повар. Повар победоносно прищурился, ставя на стол поднос с телятиной.

Мммм!

Повар заверил, что в его стране каждый день на протяжении целого года можно подавать новый сорт сыра и некоторое количество этих сыров он сегодня представит на суд хозяина и гостей. Никола вспомнил слова госпожи Бозен из Страсбурга: «Если вам захочется закрыть глаза во время еды, то это — великая кухня. Все остальное — чушь».

После ужина мужчины пили коньяк в музыкальном салоне, перед голубым камином из мрамора, привезенного из Кампаньи. Лабиринт зеркал бесчисленно увеличивал количество люстр. Когда-то на этой вилле играли три оркестра.

В тот вечер в знаменитом дворце было тихо.

Корнелиус Вандербильт потихоньку оправлялся от апоплексического удара и говорил мало. С пушистыми на манер одуванчика баками и каменным подбородком, он казался Тесле сумасшедшим. Его брат, Уильям Киссэм, прибыл из «летней хижины» по имени «Марбл-хаус», в сооружение которой он вложил одиннадцать миллионов. В хижину, сообщил он, провели электричество, хотя мода на него скоро пройдет, ха-ха. Его упрямая Альва осталась в Китайском павильоне любоваться океаном. Уильям Киссэм улыбался так, будто его одолевает зевота, и постоянно сворачивал разговор на победу яхты «Дефендер» в Кубке Америки.

— Нет-нет, попробуйте эти! — вскочил он.

Вспыхнули кончики гаванских сигар.

Распространились сказочные и отвратительные запахи. Дым закружился и унес их, как джинн из волшебной лампы. Звякнули гонги. Заверещали обезьяны и птицы. Послышались страдания гитары. Резкий запах превратился в лабиринт, который уводил их все глубже и глубже. Волны разбивались о купальни. Уильям Киссэм утверждал, что в Гаване можно провести время лучше, чем в Париже.

Тесла задремал на изумительной, но слишком короткой кровати в стиле ампир, на которой однажды почивала Наполеонова Жозефина. Ночь выдалась беспокойной. Странно, но Данила ему не снился. Ему снились усы магараджи из Капуртхалы. Во сне Теслы женщины смотрели на эти усы, потом прикладывали руки ко лбам и падали в обморок. Около полуночи сверчки сошли с ума. Серебряные кроны вздымали их песнь все выше и выше, пока она не достигла звезд.

Никола и Стэнфорд встретились в следующую субботу, и в следующую за ней, и в третью.

В отличие от бедняги Сигети, Уайт хорошо знал тайны Нью-Йорка. Он всегда был окружен хористками. Говорили, что перед ним разделась Карменсита, а Маленькая Египтянка оголила свои неутомимые бедра.

Стэнфорд называл себя философом любви и укротителем женских сердец. Слезам в этом уравнении не было места. Стэнфорд верил, что средоточие жизни ловеласа находится вовне и что женщин он очень интересует. Говоря о женщинах, он вдохновенно глупел. Его волосы полыхали. Он подходил слишком близко, и Теслу обдавало запахом виски.

— Соблазнение — это месмеризм, — доверялся он ему, как некогда Сигети. — Любовь — это электричество. Если бы все мои оргазмы слились воедино, это была бы буря! И от меня ничего не осталось бы. Вот так вот…

— Не преувеличиваешь? — засмеялся отстраненно Тесла.

— Преувеличиваю? Мне незнакомо это слово! — вспыхнул рыжеволосый. — Если верить Евангелию от Луки, фарисеи обвиняли Христа в том, что Он слишком много ест и пьет.

В одну из декабрьских суббот 1897 года, когда смеркалось уже в четыре пополудни, Уайт отвел Теслу в мастерскую Джимми Бриза на Западной Шестнадцатой стрит.

У дверной ручки был очень смелый изгиб. Тесла с готовностью взялся за нее.

Бриз был в серебряной маске сатира. Слуга играл на двойном авлосе.

На стене три фигуры, изображающие предчувствия, вздымали руки к сумеркам. Колонны были украшены золотыми кубиками, вроде тех, что в Монреале. Натяжной потолок сочился слезами. Запыхавшиеся официанты из «Дельмонико» сервировали ужин из двадцати блюд.

На головах присутствующих были венки из плюща.

— Безумства творят для того, чтобы хоть что-то происходило, — шепнул Уайт Тесле.

Господа оценивали голые ноги танцовщиц. Дым выписывал арабские буквы над сигаретой Уайта. Его губы подергивались, но он даже не замечал этого. Оркестр слепых музыкантов звучал как ураган. Подали огромный торт «Джек Хорнер». Из его середины золотым дымом выпорхнула стайка канареек. После канареек появилась нимфа Боттичелли. Светлые кудри стекали на грушевидные груди. Свидетели «Рождения Венеры» выронили вилки. Увенчанные плющом гости оглядели все сакральные места ее тела — идеальная талия, крепкие бедра и черный треугольник. Черный треугольник превратился в осьминога, тот обернулся Мальстрёмом и погрузил зал во мрак.

— Ах! — вздохнули мужчины.

Тесла и бровью не повел.

Уайт растерянно улыбнулся и попробовал объяснить сидящим за столом:

— Он с другой планеты.