Ричард Длинные Руки - воин Господа - Гай Юлий Орловский

Я и сам дважды чувствовал шевеление внутри себя и холодок, который вскоре исчезал, но на поверхность ничего не пробивалось.

– Ладно, – отрезал я, – не будем жадничать.

Он посмотрел, как я надеваю амулет на прежнее место, сказал обеспокоенно:

– И бледный вы какой-то, ваша милость, как червяк, что корни капусты кушает...

– Замерз, – огрызнулся я. – К костру бы!

Гугол подумал, сказал с осторожностью:

– Амулет тоже чем-то питается. Либо маной колдунов, либо светом звезд, либо вашим теплом, простите за грубое слово, ваша милость... Вот вам и не совсем... жарко.

Я посмотрел на него с уважением. Приятно встретить человека, который интуитивно понимает природу подзарядки. От батареек, аккумулятора или колдунов – не суть важна, важен принцип.

Он с недоумением смотрел, как я снял амулет и положил его на камень поближе к костру.

– Вы хотите... его нагреть?

– Природа тепла едина, – сказал я. – От расщепления жиров в моем животе, от процесса сгорания или ядерного распада... По крайней мере – попробуем!

Он покосился на меня с уважением.

– Что не так? – спросил я с подозрением.

– Все так, – ответил он испуганно. – Только чего вы такой умный? Вы не совсем рыцарь, да? Или болеете чем?

Село, где для короля Арнольда разводили коней, показалось размерами с небольшой городок. По крайней мере, таверну мы увидели сразу же.

Таверна как таверна: сама по себе вдвое выше остальных домов, каменная, даже крыша не из соломы или теса, а из черепицы, да еще выбросила в стороны крыла, попроще, похожие на обычные домики из довольно толстых бревен.

Двор залит ярким солнечным светом, у колодца три бабы чешут языками, в то время как один мальчишка старательно таскает воду. Окна уже закрыты ставнями, готовятся к ночи, но в щели пробивается яркий свет масляных светильников. Во дворе фыркают, чешутся и звучно хрустят овсом кони, а из таверны доносятся голоса иногда веселые, иногда злые. Я прислушался, драк не хотелось бы, а в таких местах почему-то без них ну никак, но, к счастью, злые крики тут же сменялись раскатами грубого мужского смеха.

Судя по запахам жареного мяса, здесь кормятся все постояльцы. Спят явно в двух пристройках, там темно и почти тихо.

Мы поднялись на крыльцо, я отметил, что построено оно совсем недавно, в воздухе еще витает запах смолистой стружки. Перед дверью вытянул руку, готовясь придержать, если та вдруг распахнется с такой силой, что расшибет лоб, но за дверью никто не дрался, никто никого не вышвыривал.

Я потянул дверь, запахи жареного мяса, лука, терпкого вина и горелого сахара ударили в нос раньше, чем мы переступили порог. В большом помещении с низким потолком не больше десятка людей, столов шесть, четыре из них не заняты, столы тяжелые, тоже добротные, как и лавки по обе стороны столов. Надо быть великаном, чтобы схватить такую лавку и размахивать ею в пьяной драке.

Вдоль стены в медных чашах горели масляные светильники, но жар и запахи идут сразу от двух очагов: на одном закипает уха, на другом жарят на огромном вертеле тушу кабана.

Гугол предупредил:

– Расплачиваюсь я.

– Почему ты? – вскинулся Сигизмунд. – Да как осмеешь...

– Тихо, тихо, – сказал я. – Золото, конечно, везде золото, но любому непривычно зреть монеты столь древние... К тому же из десятка монет и двух одинаковых не отыщешь.

В таверне нас встретили подозрительными взглядами. Хозяин не пошевелился, вместо него подошел здоровенный мужик, руки как бревна. Оглядел нас угрюмо, поинтересовался:

– Ну и чо?

Гугол показал ему золотую монету, сказал коротко:

– Если не хочешь, чтобы мы ушли в другое место, позови хозяина.

Мужик удалился, через некоторое время у нашего стола появился хмурый хозяин. Гугол начал расспрашивать, чем кормят в этой паршивой дыре, долго торговался, к негодованию Сигизмунда, наконец на стол нам начали таскать еду, принесли вина. Гугол довольно потер ладони.

– Выглядит неплохо, – сообщил он хозяину. – Если и на вкус будет таким же, то... гм... мы позволим тебе подыскать нам коней. Но только хороших.

Хозяин смерил нас подозрительным взглядом. На богатеньких буратин смахиваем мало, однако в жизни случается всякое, и он сказал осторожно:

– Я знаю у одного двух коней на продажу. Но трех?

– Ты уж постарайся, – бросил намекающе Гугол. – В обиде не будешь.

Хозяин пошевелил складками на лбу, сообщил:

– Попробую уговорить Дыротряса. У него хороший конь, но зачем ему? С тех пор, как потерял ногу...

– Такому верховой конь ни к чему, – подхватил Гугол, – но деньги в хозяйстве нужнее, ты прав.

Обед удался, ведь приправа у нас самая лучшая – голод, вдобавок мы осушили большой кувшин вина, едва-едва добрались до отведенной нам комнаты, уснули без задних ног, а утром, хорошо позавтракав, выехали со двора уже верхом. Кони, правда, настоящие крестьянские лошадки, но все-таки не пешком.

Уже на улице Сигизмунд проворчал:

– А чего не спросил про оружие? Хоть что-то бы.

– Это было бы чересчур, – сказал Гугол наставительно. – Подозрительно. А вот дальше городок Утятинск... Вполне нормально, что трое всадников покупают оружие. Заодно и коней можем поменять с доплатой Я не знаю, что за кляч нам предложат, но все равно в Утятинске выбор будет побогаче... Сэр Ричард, вы не передадите мне повод вашего коня?

Я насторожился:

– Зачем?

– Чтоб и вторая рука была свободная, – пояснил Гугол. – Одной рукой, значит, держите амулет... другой ловите монетки.

Сигизмунд вскипел:

– А ты мерзавец! Ты будешь ехать верхом, когда мой господин будет идти пешим? Да я сейчас же сверну тебе шею.

Гугол в мгновение ока соскочил на землю, конь с облегчением вздохнул и попробовал остановиться, но Гугол дернул с такой силой, что чуть не оторвал ему голову.

– Я тоже иду, иду!

Сигизмунд прыгнул наземь, без доспехов он двигался с легкостью кузнечика. Я фыркнул, не могут без этой табели о рангах, снял амулет. В ладони стало тепло, словно я держал нечто живое, мирно спящее, свернувшееся калачиком.

Мы прошли не больше сотни шагов, как под ногами забурлил фонтанчик. Я остановился, в воздухе блеснуло, я сделал хватательное движение, будто ловил бабочку. Ладонь поймала холодную тяжесть. Монета оказалась четырехугольная, со стертым рисунком. Росмотрел только четыре углубления на лицевой стороне. Гугол выхватил, глаза полезли на лоб, завопил:

– Так это же... это же монета времен императора Безоголового! Я думал, враки!.. Говорили, что тогда монеты еще не умели чеканить!